Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

А. САРИНА.

Конец 1942 г. [25] Датируется по содержанию.

Братишки! Черноморцы дорогие!

Не думайте, что я попал в плен здоровым, Я был тяжело ранен, но подлечили, сволочи, чтобы использовать как рабочего. Не иду. Сегодня били, отбили все до селезенки, прощайте.

Сегодня меня не будет, но останетесь вы, моряки-черноморцы. За меня, братишки, пошлите несколько пуль — пусть помнят, что мы не сдаемся, что меня нет, но есть вы.

Прощайте все, кто был дорог мне, а море, Черное море, тебя хотя бы посмотреть один раз.

Черноморец умрет, но с песней.

Братишка Колька, балтиец дорогой!

Помни меня, береги мать.

Группа моряков-черноморцев, взятых гитлеровцами в плен после падения Одессы и Севастополя, была заключена в одном из бараков лагеря военнопленных в городе Чистяково Донецкой области. По свидетельству очевидцев, особенно жестоко гитлеровцы пытали моряков.

Военнопленный танкист в записке, спрятанной в печи одного из бараков, писал: «Их пытали, терзали, прокалывали раскаленным железом, вывертывали руки, а они пели песни да нам говорили: смотрите, друзья, если кому удастся вырваться отсюда, не забудьте рассказать там, на воле, что моряк — это сталь и нас не согнет никакая сила. За Родину! За родную Украину!

Эти слова моряки произносили во время пыток, а пытали их на глазах у всех военнопленных, чтобы другие не думали противиться. Потом мы узнали, что моряки задушили двух немецких часовых, но убежать им не удалось…»

К сожалению, фамилии героев-черноморцев пока не установлены. Может быть, местные историки сумеют раскрыть инициалы и восстановить картину борьбы патриотов. Некоторые из надписей, оставленных героями, были опубликованы в газете «Комсомольская правда» 14 мая 1944 года.

«…Исаков ударил меня слегка по плечу. «Ну, чего молчишь, дьявол?» — «Думаю: …сейчас пойду в батальон, хочу просить комиссара, чтобы провести в своей роте партийно-комсомольское собрание. Поставлю вопрос: либо жить, либо…» — «Рано… умирать». Я улыбнулся: «Я же этого не сказал и не скажу…»

«Комбат Панов и Верхутин… сидели с комсоставом и обсуждали план наступления. Панов не любил много разговаривать. Сам он украинец и любил на своем родном языке говорить: «Ну, хлопцы, звычайно для вас ясна картина. Воды нэма и без нее не проживешь. Так чего же нам тут спочиваты? Пушкин нам навряд отгоне немецку погань, це для наших рук…» «Точно, товарищ капитан, только мы, больше никто. Мы готовы всегда идти с вами в огонь и воду…»

«По ротам собрались коммунисты, комсомольцы, где-то прозвучали клавиши гармошки, поют. Вот, черт побери, большевики и под землей поют, не унывают…»

Такими были солдаты подземного гарнизона.

Мы не все еще знаем о них. Но сквозь годы и каменные глыбы катакомб пробиваются их голоса.

Среди найденных в катакомбах реликвий беспримерной обороны — портрет Владимира Ильича Ленина, написанный маслом. Его нашли сыновья бывшего комсорга одного из батальонов подземного гарнизона Николая Дмитриевича Филиппова. Живые участники обороны рассказывают, как берегли портрет герои Аджимушкая, как вдохновлял их на подвиги образ дорогого Ильича.

Портрет В. И. Ленина, найденный в катакомбах.

Остались листки, исписанные руками героев, партийные билеты, под которыми бились сердца коммунистов. Последние слова, обращенные к нам, защитники Аджимушкая вывели на камнях подземной крепости…

В мае 1942 года гитлеровцы, прорвав нашу оборону на Акмонае, начали наступление. Они затмили самолетами небо, собрали тысячи орудий и десятки тысяч солдат. Сотни танков таранили керченскую землю.

Зажатые со всех сторон фашистскими войсками, отчаянно, до последней минуты бились наши подразделения, прикрывавшие отступающие части. А когда уже невозможно было держаться на поверхности, они ушли в каменоломни. Не могли отступить госпитали, находившиеся в аджимушкайских каменоломнях. Остались там тысячи мирных жителей — матерей, стариков и детей, спасавшихся от бомбежки.

Фашисты заминировали подступы к каменоломням, окружили катакомбы колючей проволокой, танками и пехотой, взрывали их, забрасывали входы гранатами.

А под землей жили советские люди, наши воины. Жили и сражались. Во главе подземного гарнизона, созданного в центральных каменоломнях, стали коммунисты, опытные командиры и комиссары Павел Максимович Ягунов, Иван Павлович Парахин, Григорий Михайлович Бурмин.

«Аджимушкайская оборона, — писал Сергей Сергеевич Смирнов, — входит в историю Великой Отечественной войны как одна из самых ярких и оригинальных ее страниц. Подвиг подземного гарнизона аджимушкаиских героев останется в веках примером верности Родине, смелости, мужества советских людей, их решимости не покориться врагу, их уменья не отступать ни перед какими трудностями».

Но пусть говорят сами защитники Аджимушкая:

«…Ползком выбрался на верх катакомб, еще ползу… Метрах в 15 от меня, раскинув руки и ноги, лежал мертвый Новиков. Далеко от своего окопа лежал, раскинув свои костлявые лапы, офицер. Возле окопа торчал ручной пулемет. Теперь стало ясно. Новиков подполз на близкое расстояние, укрыться ему не было возможности, так как всюду была равнина… Он решил не пощадить своей жизни и уничтожить офицера. Бросил гранату Ф-1. Геройски умер. Терять времени нечего, беру пулемет, забираю боеприпасы. Захватил своего друга, спустился вниз. О происшедшем доложил командованию батальона. Теперь нужно похоронить. Выбрал с Колей удобное место возле склада. Вырыли яму, опустили туда Новикова, снял пилотку, дал три выстрела из пистолета… Спи, дорогой герой наш! Ты заслужил большего внимания! Век будешь жить в наших сердцах.

Нас окружали товарищи и друзья Новикова. Они тоже стояли с обнаженными головами и в последний раз смотрели на бесстрашного товарища. Нет пощады бандитам, поработителям нашей земли!

От беспокойства наших групп, которые находились наверху, враг остервенел совершенно. Рвет катакомбы, засыпает проходы, стреляет куда попало из минометов и артиллерии, но нам хоть бы что. Только вот с водой дело ухудшилось… Плохо дело. Воды хотя бы по 100 грамм, жить бы можно, но дети бедные плачут… Да и сами тоже не можем, во рту пересохло…»