Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

Предсмертная серьезность моего положения, ответственность перед родиной побуждают меня еще раз сказать вам о тех молодых жизнях, которые ждут со мной вашего приговора. Клянусь вам, что те случайные свидетельские показания, которые устанавливали ряд улик против того или другого матроса и тем увеличивали вину некоторых из них, не могут, не должны быть приняты во внимание. Верьте мне, что стройное накопление улик не может руководить вами. Верьте мне, что все они были совершенно однородной массой, что никому из них нельзя вменить в вину близость к Шмидту. Все они были одинаково близки мне, и что сама правда требует, чтобы ответил я один за это дело, в полной мере. Сама правда повелевает выделить меня.

Я не прошу снисхождения вашего, я не жду его. Велика, беспредельна ваша власть, но нет робости во мне, и не смутится дух мой, когда услышу ваш приговор.

Не первая Россия переживает дни потрясений, и в истории всех народов, при взаимном столкновении двух начал — отжившей и молодой народной жизни были всегда жертвы.

В минуту государственного хаоса не могут не возникать такие глубоко-трагические недоразумения.

Я встречу приговор ваш без горечи, и ни минуты не шевельнется во мне упрек вам. Я знаю, что и вы, гг. судьи, страдаете, вы так же, как и мы, жертвы переживаемых потрясений народных.

Без ропота и протеста приму смерть от вас, но не вижу, не признаю вины за собой!

Когда провозглашенные политические права начали отнимать у народа, то стихийная волна жизни выделила меня, заурядного человека, из толпы, и из моей груди вырвался крик! Я счастлив, что этот крик вырвался именно из моей груди.

Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружен на грани двух разных исторических эпох нашей родины. Сознание это дает мне много силы, и я пойду к столбу, как на молитву…

Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения тяжелых лет, а впереди я буду видеть молодую обновленную, счастливую Россию.

Великая радость и счастье наполнят мне душу, и я приму смерть!» [5] Письмо опубликовано в журнале «Каторга и ссылка», 1925, № 5 (18), стр. 100—102.

Транспорт «Прут».

Прощай, Зинаида!

Сегодня, принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7—8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мои последние дни. Живи, Зинаида. Забудь тяжелые дни и люби жизнь по-прежнему. Не жди приговора в России, поезжай в Испанию, там рассеешься, из газет все равно узнаешь, когда совершат казнь. Я совершенно счастлив и покоен.

В моем деле было много ошибок и беспорядочности, но моя смерть все довершит, и тогда, увенчанное казнью, мое дело станет безупречным и совершенным.

Я проникнут важностью и значительностью своей смерти, я потому иду на нее бодро, радостно и торжественно.

Если бы даже мне вернули жизнь, то и тогда не ломай своей, не иди за мной, а живи, Зинаида, для себя, или людей, они везде есть, будь счастлива…

Прощай, Зинаида. Еще раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива.

Я далеко отошел от жизни и уже порвал все связи с землей. На душе тихо и хорошо. Прощай.

Защиту перешли Жене и проси его телеграфировать мне на «Прут», что он ее получил [6] Подлинник письма хранится в Центральном государственном историческом архиве в Москве, ф. 1166, оп. 1, ед. хр. 99. .

Каземат Очаковской крепости.

Дорогой Сергей Александрович!

Тяжелую обязанность вы взяли на себя! После приговора вы поехали стучаться в двери к Чухнину. Тяжело это!.. Вы попали в то положение, в котором был я до Севастополя.

Он не принимал меня, не принял теперь вас. Они не любят принимать людей, которые могут помешать их убийствам!

Пусть убивают, пусть не принимают, все же мы счастливее и сильнее, чем они, все же победа за нами!

Спасибо вам за все!

Любящий Вас и глубоко уважающий

«Красным адмиралом» вошел в историю первой русской революции лейтенант в отставке Петр Петрович Шмидт. Вся его сознательная жизнь — подвиг. Он — один иа первых офицеров русского военного флота, который сердцем поверил в светлое социалистическое будущее России и до конца остался верен высоким идеалам.

В минуты испытаний он мог сказать на суде: «Да, отрекаюсь», мог лишь кивнуть головой: «Согласен на побег», мог, наконец, солгать: «Да, я болен». И был бы жив. Он страстно любил жизнь — запах прибоя, улыбку друга, краски восхода, звуки виолончели. Совсем немного надо было сказать на суде. И он ответил, спокойно и твердо:

— Я знаю, что столб, у которого встану я принять смерть, будет водружен на грани двух разных исторических эпох нашей родины… Позади за спиной у меня останутся народные страдания и потрясения тяжелых лет, а впереди я буду видеть молодую, обновленную, счастливую Россию.

Автограф П. П. Шмидта.

Родился Петр Шмидт в Одессе в семье потомственных моряков. Его дед сражался на Малаховом кургане, отец дослужился до адмирала, дядя командовал эскадрой на Дальнем Востоке, брат погиб на «Петропавловске» вместе о адмиралом Макаровым.

С детства мальчик любил море и это чувство сохранил навсегда. Накануне казни на острове Морских батарей он вспоминал: «Я дня не мог прожить без моря и любил его всегда».

Шмидт окончил морской корпус в Петербурге. Уже там он резко выделялся среди товарищей пытливым умом, независимым мышлением, способностями к навигационным наукам. Рано он стал интересоваться социально-экономическими проблемами, читать политическую литературу. Девятнадцатилетний юноша писал:

«Кто же прикоснулся умом и душой к социализму, как к великой исторической неизбежности, как к точной научной истине, тот останется борцом за эту идею навсегда…».

Гнетущая атмосфера царизма давила молодого, способного офицера, океанские просторы манили призрачной свободой. Петр Петрович уходит плавать в торговый флот. Более десяти лет Шмидт стоял на капитанском мостике больших судов. Когда началась война с Японией, его призвали на военно-морскую службу.

Шмидт был назначен старшим помощником командира военного угольного транспорта «Иртыш», который готовился к походу вместе с эскадрой Рожественского. В ноябре 1904 года он писал сестре Анне: «Зарвались мы с нашей манией расширять территории». В числе первых он оценил боевые возможности подводных лодок и просил перевести его на одну из них. «На подводную лодку, — с горечью сообщает Шмидт сестре, — к сожалению, меня не назначили». Тогда он предлагает прорваться в осажденный Порт-Артур на старых транспортах, груженных продуктами. На головном вызвался идти сам. Но и это предложение Морское министерство оставило без ответа.