Кирилл Фролов - Святые и пророки Белой Руси

Из формулы русской Вильны вытекало понимание Вильнюса как столицы литовско-русской державы и древнего центра православия, «православно-русской Вильны». Такой она изображена в апологетической брошюре к открытию памятника Муравьеву: «В том самом городе, где он [т. е. М.Н. Муравьев. — П.Л.] жил и действовал, в древней русско-литовской столице, Вильне, в древнейшую, славную пору ее существования, было воздвигнуто […] много православных храмов […]» [31] Памяти графа Михаила Николаевича Муравьева, искоренителя латино-польской крамолы в 1863 году и восстановителя русской народности и православной церкви в Северо-западном крае России. Ко дню открытия в г. Вильне памятника М. Н. Муравьеву. (Издание Виленского Свято-Духовского Братства). Вильна: Тип. Виленского Св. Духовского Братства, 1898,63. . Знаменательно, что первая часть труда П.В. Кукольника вышла с названием «Исторические заметки о Литве» (1864), а его продолжение озаглавлено «Исторические заметки о северо-западной России» (1867). Тогда же вышла книга В.С. Ратча «Сведения о польском мятеже 1863 г. в Северо-Западной России» (1867). Из ее вводной части «Северо-Западная Россия до падения Речи Посполитой» следует, что «русские обычаи, русский язык, русские законы» привили «полудикому дотоле племени стихии русской жизни», православие распространялось мирно, «без всяких насилий», и не случайно новая столица Литвы поднялась «под русским влиянием и при распространении Православия, на рубеже русского племени» [32] Сведения о польском мятеже 1863 г. в Северо-Западной России, собрал Василий Ратч, т. I, Вильна: Тип. Губернского правления, 1867, 15,17,19. .

За четверть века до сочинения Ратча в романе И.В. Кукольника «Альф и Альдона» показано, как один из героев участвует в легендарном основании Вильнюса. Киевлянин и православный, он возводит для себя «хоромы», а «по соседству для отца Герантия церковь с домом» [33] Н. Кукольник, Альф и Альдона. Исторический роман в четырех томах, Санкт-Петербург: Тип. И. Глазунова и К°, 1842, т. 1, 60. . Таким образом, присутствие русского православного начала в городе относится к эпохе его возникновения. По роману, во времена Ольгерда (Альгирдаса) в городе насчитывается свыше дюжины православных церквей; они доминируют в панораме:

«Как звезды дневные, сверкали кресты деревянных церквей, блистал шпиль городской думы и медные широкие чашки башен на двух замках; да в кучах столпившихся хижин красовались простором и добрым строением: русский гостиный двор и боярские хоромы» [34] Кукольник, 1842, т. II, 47. .

Уже в начале XX в. исконность русской Вильны подчеркивал Ф.А. Кудринский в предназначенной для детей брошюре («Всегда были здесь русские люди, русские интересы…»), в доказательство цитируя стихотворение П.В. Кукольника «Аделаиде Романовне Гейнрихсен (Воспоминания о Вильне)», написанное до восстания 1863 г. и формирования идеи русской Вильны:

«Недаром поэт сказал о Вильне, что здесь

Характерен ход аргументации: здания церквей свидетельствуют об исконности в Вильнюсе православия, отождествляемого с «русскими началами» и русским населением. Православные храмы толковались как памятники «русской народности» и в местной печати: «Всякий, даже случайный, посетитель Вильны благоговейно восхищается памятниками православия и русской народности, возобновленными и возобновляемыми в нашем городе» [36] В. Соколов, «Виленский старожил. Тихон Фролович Зайцев. (Краткий биографический очерк)», Виленский вестник, 1870, № 9,24 января. .

Соответствующая доктрине о «русско-литовском» государстве историографическая схема рисовала первоначальное благодатное состояние расцвета православия и доминирования «русского элемента», сменившегося засильем католицизма и господством поляков. Свою задачу администрация в Северо-западном крае видела в том, чтобы найти аргументы в пользу такой схемы и восстановить историческую справедливость, т. е. вернуть стране и ее столице утраченный было русский характер. В конце октября 1863 г., когда с разгромом восстания на первый план выдвинулись задачи русификации, Вильнюс посетил церковный писатель А.Н. Муравьев, младший брат генерал-губернатора. По свидетельству мемуариста, он «осмотрел все православные памятники древней Вильны» и был поражен величием заброшенного здания на месте построенного в XV в. собора Пречистой Божией Матери. Спустя несколько лет собор был заново отстроен благодаря «усердному вмешательству в это дело Андрея Николаевича Муравьева и его брата» [37] А.Н. Мосолов, Виленские очерки 1863–1865 гг. (Муравьевское время), Санкт-Петербург: Тип. А.С. Суворина, 1898, 80–82. Первоначально публиковались в журнале Русская старина (1883, №№ 10–12, 1884, № 1). .

По поводу освящения восстановленного Пречистинского собора написал стихотворение И. К. Кондратьев, впоследствии известный московский литератор, автор романсов, дум, «русских песен», исторических романов и драм из народной жизни. Временные отношения в стихотворении соответствуют официальной доктрине: время бури, горя, былой тревоги прошло; «[…] плач, стон, / Над детьми, мужьями / Православных жен…» сменились покоем («Вилия […] тиха внимает / Речи русских слов, / И с волной сливает / Гул колоколов»); «Колыбель страданий» Вильна «Снова зажила»; из развалин встали грандиозные храмы [38] Ив. Кондратьев, «Вильна 22-го октября 1968 г.», Виленский вестник, 1868, № 119, 24 октября. .

Стихотворение «Вильна» варьирует тот же сюжет преображения. Но здесь конкретизировано враждебное, чужое начало ушедшей эпохи засилья католичества, когда «Храмы русские пустели» и «Вильна томилась и стонала / Под рукой поляка» [39] Ив. Кондратьев, «Вильна», Виленский вестник, 1869, № 43,17 апреля. .

Другим результатом посещения А.Н. Муравьевым Вильнюса стала книга «Русская Вильна», где «красноречиво описаны все памятники древнего православия в этом городе» Она разошлась «в большом количестве экземпляров» и была переведена на французский язык [40] А.Н. Мосолов, 1898,82. . Вскоре после издания в Петербурге (цензурное разрешение 17 апреля 1864 г.) она с примечаниями «Свящ. А.П.», т. е. священника Антония Пщолко, вышла в Вильнюсе в начале 1865 г. (цензурное разрешение 12 ноября 1864 г.), затем включалась в переиздания книги А.Н. Муравьева «Путешествия по святым местам Русским».

У Муравьева представления о «сердце Литвы», о «древней Литовской столице» и центре литовского языческого культа в «долине некогда языческого Свенторога» не противоречат изображению Вильнюса как древнего центра православия и, следовательно, русского города, ибо «духовное историческое странствие по Русской собственно Вильне» на каждом шагу доказывает ему древность и исконность православия «в родном крае Литовском» [41] [А.Н. Муравьев], Русская Вильна. Приложение к «Путешествию по Св. местам Русским», Санкт-Петербург: Тип. Второго Отдел. Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1864,1, 3, 24, 36. . Литовское, для Муравьева едва ли не тождественное русскому, отнюдь не обозначая самобытности и преемственности литовской нации, подчеркивало наносный и чуждый характер польской культуры и католической религии. В тех же целях традиционное перифрастическое название Вильнюса, отсылающее к его основателю, применил Виленский полицейский листок в статье о преобразованиях внешнего вида города «в русском стиле», начатых М.Н. Муравьевым летом 1864 г.: «Древний град Гедимина растет и украшается не по дням, а по часам» [42] Цит. по: А. Миловидов, К 50-летию русской Вильны, Вильна, 1914 (Оттиск из Вестника Виленского Св. — Духова Братства за 1914 г. №№ 20–22), Вильна: Русский почин, 1914,12. .