Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Черчилль не обольщался и прекрасно понимал, чем ему грозит конфронтация с Болдуином. Превосходство лейбористов в парламенте было незначительным, а их политика вызывала скорее неодобрение, чем поддержку. Рамсею Макдональду недолго оставалось пребывать на посту премьер-министра, считал политик. Скоро власть перейдет к консерваторам, и тогда Болдуин начнет формировать свое правительство. «У меня нет желания присоединяться к его администрации, чтобы меня оседлал грубый протекционизм плюс неограниченная доза ирвинизма», — объяснял Черчилль своему сыну. Упоминаемый протекционизм, предложенный лидером тори, также добавил «холодка и отстраненности» [255] См.: Письмо от 8 января 1931 года. Ibid. Р. 243. в отношения между бывшими коллегами.

Анализируя заявления и признания Черчилля в тот момент, возникает ощущение, что он накачивал себя, словно тренер накачивает боксера перед боем. Только он был и тренером, и боксером в одном лице. Он привык уже к подобным аутотренингам, но на сей раз все было по-другому. Для большего эффекта Черчилль обратился к двум эффективным приемам самовнушения. С одним он был знаком еще со времен работы над своей первой книгой, «Историей Ма-лакандской действующей армии»: оценка текущих событий из будущего — «возможно историки впоследствии напишут: „Всего за одно глупое поколение были растрачены мудрость и плоды побед, собиравшиеся в течение пяти веков“». Второй прием брал свои истоки в окопах Первой мировой войны и зиждился на самопожертвовании ради великой цели, а также собственном предназначении: «Необходимы великие усилия и великие жертвы, всегда следует настраивать себя на камертон той задачи, ради выполнения которой ты, возможно, и послан на эту планету» [256] Письмо Рандольфу Спенсеру Черчиллю от 8 января 1931 года. Ibid. .

За тренировкой последовал бой. Девятнадцатого января 1931 года состоялось заключительное заседание первой конференции Круглого стола. С результатами двухмесячных прений общественность познакомил Рамсей Макдональд. Британское правительство поддержало разработку в Индии собственной конституции и готово предпринять дальнейшие шаги к созданию там собственного правительства. Ганди продолжал оставаться под арестом, поэтому члены его партии, бойкотировавшие конференцию, отклонили просьбы лорда Ирвина принять активное участие в разработке конституции. Во избежание дальнейшего нарастания напряженности вице-король санкционировал освобождение лидера Индийского национального конгресса. Ганди вышел на свободу 25 января. На следующий день обсуждение индийского вопроса состоялось в палате общин. С речью негодования выступил Уинстон Черчилль.

Это было его первое выступление в парламенте, направленное против политики тори в отношении Индии. Оно также станет его первым серьезным шагом в пустыню изоляции. Уже в преамбуле, когда он заявил, что «не представляет ни официальную оппозицию, ни моего уважаемого друга, лидера оппозиции», стало понятно — он развернет весь свой арсенал против проводимой лейбористами и поддерживаемой Болдуином политики предоставления Индии статуса доминиона. Обвинения были хлесткие и жесткие, а подобранные аргументы били точно в цель. В частности, Черчилль напомнил присутствующим, что в своих решениях правительство отказалось следовать выводам комиссии Саймона, специально сформированной парламентом для поиска решений индийского вопроса и выработки конструктивных действий. Никто из членов комиссии, «наших верных друзей и законных, признанных властью советников», участие в конференции не принимал.

Помимо обвинений в непоследовательности, Черчилль также предсказал, что создание всеиндийского парламента неминуемо приведет к коллизиям между этим органом управления и институтом британской власти в лице вице-короля. Это развяжет руки борцам за полную независимость Индии, и они сделают все возможное, чтобы «вынудить нас покинуть их страну в кратчайшие сроки». Таким образом, вместо мирного урегулирования наболевшего вопроса, правительство заложило бомбу замедленного действия. Причем замедленного на непродолжительное время. Недолог час противостояния между армией и вице-королем, с одной стороны, и враждебным индийским правительством — с другой. А разве не предотвращение подобных кровавых столкновений было «одной из главных целей» каждой британской администрации в Индии? [257] См.: обсуждения в палате общин от 26 января 1931 года: «Индия». Hansard. Series 5. Vol. 247. Col. 689–703.

На выдвинутые обвинения ответил не премьер-министр Рамсей Макдональд и не министр по делам Индии Уильям Уэджвуд Бенн (1877–1960) — парировать Черчиллю вызвался Стэнли Болдуин, тем самым дав понять, что Консервативная партия не согласна с мнением «уважаемого джентльмена, члена палаты общин от избирательного округа Эппинг» [258] См.: Ibid. Col. 744–748. . Это был грамотный тактический ход, правда, Болдуина немного подвело исполнение. Его выступление выглядело блекло на фоне продуманной и тщательно подготовленной речи Черчилля. Болдуин сорвал аплодисменты у лейбористов, но не смог получить одобрения у членов собственной партии. Заднескамеечники тори, оставленные в стороне во время подготовки декларации лорда Ирвина, не только прислушались, но и благосклонно отнеслись к доводам взбунтовавшегося коллеги. «Когда Уинстон начал выступать, у него не было особой поддержки, но постепенно, мы начали с большим одобрением относиться к тому, что он говорит», — признался лорду Ирвину его кузен Джордж Ричард Лейн-Фокс (1870–1947) [259] Письмо от 28 января 1931 года. Documents. Vol. 12. P. 252. .

Но для Болдуина мнение заднескамеечников было не столь важно. Его волновало другое: Черчилль сделал шаг в сторону, выбился из строя и публично поставил под сомнение правильность решений лидера своей партии. Такие вещи не остаются безнаказанными. Аутодафе последовало незамедлительно. На следующий день после обсуждений в парламенте к Черчиллю подошел его личный секретарь Патрик Джордж Бачен-Хепбёрн (1901–1974) и передал просьбу руководства тори об уходе неблагонадежного члена из состава теневого кабинета. Черчилль знал, что за его выступление ему несдобровать, но он не ожидал, что все произойдет так скоро и будет настолько существенно. Услышав это, он сначала покраснел, затем побелел. На его лице застыла недовольная гримаса. Он устремился в угол комнаты, схватил трость с серебряной рукояткой, подошел к Бачену-Хепбёрну, швырнул трость на стол и со свирепой миной уставился на собеседника. Затем выражение его лица стало меняться, на губах появилась улыбка. «Итак, Консервативная партия хочет избавиться от меня, — произнес он. — Хорошо. Я уйду тихо и сейчас» [260] См.: Manchester W Op. cit. P. 852. .