Елена Вайцеховская - Олимпийские игры. Очень личное [litres]

Я думала, что готова ко всему, но оказалось, что нет. Хотя честно готовилась. Вспоминала биатлонный чемпионат мира-2009: проливной, какого я не видала никогда прежде, дождь, щедро поливавший трассы Пхенчхана, отчего те скукоживались на глазах. Вспоминала дикий, внезапно возникающий по вечерам холод, отчего трассы на глазах сковывало льдом, и те, кто стартовал позже, начинали стремительно обходить бегущих впереди. Так, кстати, выиграл свою историческую одиннадцатую золотую медаль Оле Эйнар Бьорндален, который стартовал в спринте сто двадцать вторым, бежал фактически по льду и, финишировав с лучшим временем, сравнялся по числу высших наград с четырехкратным олимпийским чемпионом Александром Тихоновым. А поскольку спринтерская гонка была в программе чемпионата первой, то не приходилось сомневаться, что рекорд Тихонова норвежец превзойдет прямо в Пхенчхане.

Тот чемпионат вообще требовал большой выдержки – не только потому, что за считаные дни до его начала Россия попала в серьезную допинговую опалу. А может, как раз поэтому. То, что с Россией и ее представителями не слишком намерены считаться, ощущалось даже на бытовом уровне: в отеле при размещении кореянка на ресепшн выдала ключи от номера, оказавшегося совершенно пустой полутемной каморкой с окнами ниже уровня газона. На полу были брошены два матраца.

Разумеется, я тут же вернулась. В ярости.

– Мы получили указание от… – кореянка назвала имя чиновника Международного союза биатлонистов, никогда не отличавшегося любовью к России. – Нам было сказано, что русские будут жить в этом крыле. Дело в том, что не все номера нашего отеля оформлены по-европейски. В Корее принято спать на полу…

«Европейский» номер я все-таки получила, попутно объяснив кореянке, что совершенно не претендую на то, чтобы посягать на обычаи корейцев – продолжать спать на полу они могут и дальше. Но осадок от встречи со страной остался отвратительным.

В Пхенчхане-2018 все было замечательно. Быстрая процедура аккредитации прямо в аэропорту, удобный шаттл до железнодорожного вокзала, скоростной экспресс, удобная деревня прессы и даже общая с мужем квартира: на двух предыдущих Олимпиадах мы жили в разных местах города, поскольку работали в то время в разных изданиях. Перетащив две одинарные кровати из разных комнат в одну, мы улеглись спать. Наутро позавтракали, вернулись к себе в квартиру и застали трех крайне озадаченных корейских горничных, которые с недоумением стояли в дверях нашей спальни.

– Вы унесли кровать из комнаты, – даже не вопросительно, а утвердительно сказала та, что постарше.

– Ну да. Это запрещено?

– Нет, но зачем вы это сделали?

– Мы семья.

На лице горничной отразилось еще более сильное недоумение:

– А зачем вместе спать?

Тут уже остолбенела я. И ляпнула первое, что пришло в голову:

– Здесь есть балкон и собственная ванная комната. И вид на горы.

Женщина задумчиво покивала головой и удалилась, унося выражение неодобрения на лице за пределы квартиры.

Позже мне объяснили: спать в одной спальне в Корее принято дома, но не в отеле – считается, что там каждый из супругов должен проводить ночи строго на своей кровати. Получалось, что перемещением кровати из одного пространства в другое мы с мужем бессовестно попрали устои корейского общества. Хотя меня гораздо более сильно заботил тот факт, что в процессе перестановок мы прилично продрали ножкой кровати тоненький бумажный линолеум.

Порча корейского имущества обошлась без последствий, хотя на этот счет на стенке квартиры, все шкафы и шкафчики которой были плотно заклеены матовым пластиком, висела угрожающая инструкция, из которой следовало, что нарушать герметичность пластика ни в коем случае нельзя – штраф. За поврежденную или засоренную сантехнику – штраф. За поцарапанные оконные рамы – штраф. За утерю ключа – штраф.

Пользоваться кухней было тоже нельзя: в столешнице, затянутой все тем же пластиком, зияли дыры для плиты и раковины, но сами они отсутствовали.

Зато имелся вмонтированный в стену впечатляющих размеров пульт. Он программировал электричество, громкость дверного звонка, температуру воды в душевых кабинах, направление потоков кондиционера, заводил будильник, открывал и закрывал электронный замок входной двери и вызывал прямо из гостиной лифт. Если бы в квартире имелись плита и посудомоечная машина, не исключаю, что и на этот счет пульт имел бы отдельную кнопку. При этом на протяжении нескольких дней подряд мы находили входную дверь открытой: видимо, местные горничные умели управляться с корейской электроникой ничуть не лучше нас самих.

Апофеозом корейской технической мысли был огромный аквариум в пресс-центре, в котором плавали, шевеля плавниками, хвостами и открывая рты, громадные, с гигантского карпа величиной рыбы-роботы. Шкура у них была прозрачной, и можно было в деталях рассмотреть всю полупроводниковую начинку разноцветных чудовищ.

Самой неприятной штукой Олимпиады оказался гуляющий по Пхенчхану желудочный вирус. Оргкомитет каждый день публиковал релиз о количестве заболевших и обратившихся за помощью к местным врачам. Число инфицированных быстро перевалило за сотню и продолжало увеличиваться.

Причина бедствия стала очевидной быстро: корейцы установили во всех временных пресс-центрах бойлеры для приготовления кофе и чая. Высокие блестящие цилиндры были снабжены пультами управления, но почему-то организаторам не пришло в голову проставить температуру кипения. Вода нагревалась градусов до семидесяти, после чего кипятильник отключался. По факту горячая вода оставалась сырой. Достаточно было пару раз отхлебнуть из котелка, и, как быстро научились шутить пострадавшие: «Добро пожаловать в клуб засранцев».

Впрочем, этому быстро нашлось противоядие: корейский «доширак», который бесплатно предоставляли журналистам в пресс-центрах, содержал совершенно смертельное для любой заразы количество жгучего перца. Впору было беспокоиться не о расстройстве желудка, а о язве.

В верхнем олимпийском кластере царил немыслимый, убийственный холод. Журналисты по долгу службы безропотно спускались из относительно теплого пресс-центра в огороженную барьерами микст-зону стадиона и мысленно молились, чтобы никто из спортсменов туда ненароком не зашел и не пришлось бы снимать перчатки и заледеневшими пальцами нажимать кнопки диктофонов. Спортсмены точно так же обходили микст-зоны по большой дуге и исчезали в раздевалках – греться. Один из двух тренеров российской сборной по биатлону Николай Загурский как-то заглянул в пресс-центр.