Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Но что боши меня искали (теперь я ей сказал почему), послужило к нашей большей дружбе. Она всю войну скрывала своего юношу-сына, не позволяла ему даже днем выходить на улицу. А дома он жил за какими-то баррикадами: м-ме Laval боялась, что проклятые боши увезут его в Германию на работу.

Итак, мы в Париже. Первый, кому я позвонил, был Я. Б. Рабинович: хотел узнать, жив ли он и как пережил войну?

Да, Я.Б. жив и здоров, жил там же, на рю Рейнуар. Он тут же пригласил меня к себе, сказав, что у него будет и А. Н. Пьянков.

О себе Я.Б. рассказывал кратко (он не любил длиннот), что всю войну был руководителем Резистанса (еврейского). Этот резистанс сливался с русско-эмигрантским, который дал своих героев из Музея человека — Левицкого, Вильде (казненных нацистами). Позднее сливался и с коммунистическим, которым руководил коммунист-чекист Михаил Михайлович Штранге (собственно, фон Штранге). Штранге был из московских дворян. Но сей М.М. стал коммунистом сразу же после Октября. На границе Швейцарии и Франции в Савойе, его отец и мать, приехавшие из СССР, снимали замок, якобы «пансион» для отдыхающих, на самом же деле это была явочная квартира коммунистов-сопротивленцев. Туда приезжали и другие сопротивленцы. В частности, там бывал и Я.Б. и рассказывал, какие кулебяки, пироги, пельмени и другие «русские вкусности» подавались у Штранге.

Я.Б. был все тот же. Спросил меня, состою ли я еще в ложе «Свободная Россия»? Я сказал, что нет. Ко мне приезжал «досточтимый мастер» сей ложи Григорий Забежинский, просил посещать собрания и, в частности, объяснил, что ложа эта переименована теперь просто в «Россию». — «Почему же это?» — спросил я. Забежинского я знавал еще по Берлину. Он был русский еврей, у него был на Пассауэрштрассе книжный магазин (назывался, кажется, «Универсальная библиотека»). Был он человек недалекий, писал бездарные стихи и рецензии, но любил играть роль «литератора». В масонство, в ложу «Свободная Россия» вступил одновременно со мной. Теперь он был чрезвычайно надут и польщен, что после смерти Маргулиеса, Гершуна и других стал «досточтимым мастером». По Пьянкову, это был самый типичный «Иван Ильич Перепелкин». А перемену названия ложи он объяснил тем, что в слове «свободная» было нечто «антисоветское», теперь же, когда после войны СССР превращается в «свободную страну» (так и сказал!) — «Мы сочли правильным отбросить слово „свободная“».

Я ответил, чтоб они не считали меня членом ложи, что я состоять в масонстве больше не хочу. Он уговаривал, но я был категоричен и сказал, чтоб на масонском языке считали меня «заснувшим».

Я знал, что в Париже в связи с победой начался «угар патриотизма», от чего я хотел всячески уберечься, не встречаясь с «угорелыми».

Выслушав мой рассказ, Я.Б. (наперебой с Пьянковым) стал уговаривать меня вступить к ним в «Юпитер» в звании «мастера», каким я и был в «Свободной России». Я отказывался. Но «напор» их был чрезвычаен, оба говорили, что в «Юпитере» я не встречу ничего неприятного, ибо ложи шотландского ритуала совсем иные. В конце концов, в одно из посещений Я.Б. я, хоть и «против сердца», но дал свое согласие. Я.Б. был доволен, ко мне он был искренне расположен. Рад был и А. Н. Пьянков.

И я вступил в ложу «Юпитер», но с первых же заседаний почувствовал, что, кажется, промахнулся, попал из огня да в полымя. Я.Б., несмотря на ум, образованность, остроумие, обладал одним недостатком: он любил везде «сглаживать углы». И меня не предупредил, конечно, что многие члены «Юпитера» в «угаре патриотизма» превратились в отъявленных сов-патриотов. Я увидел (не у Я.Б. и не у Пьянкова) с первого же собрания этот «совпатриотизм». И представлял этот «совпатриотизм» (в его крайней степени), как ни странно, сам «досточтимый мастер», адмирал Д. Н. Вердеревский, сразу вызвавший у меня полное душевное отталкивание.

Адмирал Д. Н. Вердеревский был в годах, но бодрый, по-военному выправленный, говорил он тоже по-военному, словно отдавал приказы; никаких компромиссов, как военный, не любил. Человек был умный. В былом одно время он был во Временном правительстве морским министром. Это был тот тип человека, с которым я никак не мог бы хоть как-нибудь сойтись. Его «просоветизм» пёр из него. И в безапелляционном виде. Про себя я подумал: и зачем я дал себя уговорить Я.Б. и Пьянкову, тут у меня дело не пойдет.

«Просоветскими» оказались и братья Ермоловы, в особенности Дмитрий, вошедший в просоветскую группу, созданную в Париже М. Л. Слонимом под названием «утвержденцев». Вместе с Вердеревским точно такими же ярыми «просоветскими» были тогда многие «досточтимые мастера», видные масоны: И. А. Кривошеин, ген. Н. Л. Голеевский (в Первую мировую войну бывший русский военный атташе в Вашингтоне); не называю других, некоторые, как, например, Л. Д. Любимов, оказались просто советскими агентами. Правда впоследствии большинство таких «совпатриотов», будучи высланы из Франции министром внутренних дел Жюлем Моком, здорово заплатили за свой советизм — тюрьмами, ГУЛАГом, смертями. Но засвидетельствуем: в послевоенном Париже в масонстве «просоветизм» пышно цвел.

Несколько раз я говорил об этом с Я.Б., но он, конечно, «сглаживал углы», уверяя меня, что все это образуется, что это «не так страшно». Рассказывал, что сам несколько раз предупреждал И. А. Кривошеина «не сидеть под портретами». На общих масонских собраниях И. А. Кривошеин часто сидел под портретом «генералиссимуса Сталина». «Не сидите под портретами, это вас до добра не доведет», — говорил ему Я. Б. Но Кривошеий выступал на общих масонских собраниях «под портретами», где рядом с Рузвельтом и де Голлем висел, конечно, портрет «генералиссимуса» Сталина (разбойника с Каджарского шоссе). И предупреждения Я.Б. на него не действовали, он хотел выступать именно под портретом Иосифа Виссарионовича.

Помню, как на одном из выступлений Кривошеина недалеко от меня сидел заслуженный масон, председатель Союза объединения русских лож, наместный мастер ложи «Астрея» князь В. Л. Вяземский и во время речи Кривошеина громко, на весь зал, несколько раз сказал: «Бедные масоны… бедные масоны… бедные масоны…»

Но это был глас вопиющего в пустыне. Просоветизм в масонстве дошел до того, что среди масонов стал распространяться слух, что в СССР тоже скоро создадутся масонские ложи и что всякий запрет с масонства будет снят. И я удивляюсь, почему Сталин не проделал такой «трюк» с масонством, не приказал создать масонские ложи во главе с Молотовым как «досточтимым мастером», Кагановичем, как «братом оратором», Ягодой — как «братом дародателем», Хрущевым — как «братом, охраняющим входы». Ведь было же создано в СССР «кагебешное евразийство» и действовало чрезвычайно успешно. Но такого «масонского анекдота-трагедии» все-таки не произошло.