Елена Шуваева-Петросян - Голоса Бессмертия. Книга воспоминаний армянских ветеранов Великой Отечественной войны

Дело было 7 августа 1943 года – тогда Петроса вызвал начальник штаба артиллерийского полка майор Попов и приказал расположить вверенную ему артиллерийскую батарею в районе села Александровка. Майор лично на плане указал местонахождение вышеупомянутого села. Спустя 4–5 часов приказ был выполнен: батарея находилась в селе Александровка. После дислокации, уже в сумерках к Петросу Арташесовичу подбежали несколько артиллеристов и доложили, что батарея оказалась во вражеском окружении. «Я принял решение подготовиться к бою, – рассказывает Герой. – Полевая связь не была пока ещё установлена, по этой причине я отправил двух разведчиков в тыл с заданием: любой ценой прорвать окружение, поставить в известность командование о сложившейся ситуации, попросить помощь. Почти полдня длился жестокий бой. Кончились боеприпасы. В результате переговоров с другими офицерами батареи было решено подготовить орудия к полному уничтожению и заранее сконцентрировать личный состав на 3-х различных точках для прорыва, одновременно взорвать технику по получении сигнала «красной ракеты». Используя все возможности, личный состав должен был прорвать окружение. Это было единственным выходом из положения, так как мы приняли решение не сдаваться врагу и биться до последней капли крови».

В 3 часа ночи, когда работа по подготовке орудий к уничтожению была завершена, и командир Петрос готовился выпустить «красную ракету», как вдруг послышалось заветное «ура» бойцов из пехотных механизированных войск – помощь подоспела вовремя. Батарея была спасена. В этом неравном ночном бою погибли три артиллериста, двенадцать были ранены. Несколько тяжёлых ранений получил и Петрос Арташесович. Когда его вызвал командир дивизии Седин, он ещё как-то держался на ногах. Генерал гневным тоном спросил, как случилось, что вверенное Петросяну подразделение оказалось на неосвобождённой территории.

«Рядом с генералом, весь красный, стоял майор Попов и глазами давал знак, мол, только не говори, что я приказал, – с лёгкой улыбкой рассказывает Петрос Арташесович. – Вспомнив русскую поговорку, что победителей не судят, я сказал, что совершил ошибку, неверно сориентировавшись на местности. Только после этих слов Попов перевёл дух.

Рассматривая меня, окровавленного, генерал поубавил свой гнев. Он приказал объявить выговор за нарушение воинской дисциплины и наградить орденом Красной Звезды за проявленное мужество. Я не успел закончить фразу «Служу Советскому Союзу» и, потеряв сознание, свалился на пол».

Позже Петрос узнал, что по распоряжению генерала Седина его на служебной машине доставили в санчасть, где выяснилось, что Петрос получил ранения не только в голову и ногу, но и в челюсть, ему разорвало губу. Орден отчаянный командир получил уже в медпункте. «Он мне дороже всех остальных наград, так как я получил его в буквальном смысле ценой собственной крови, – говорит Петрос Арташесович. – Примечательно, что на другой день, спозаранку меня навестил майор Попов и, со слезами на глазах, крепко обняв, выразил сердечную благодарность и признательность за «мужское, истинно бойцовское, товарищеское отношение». Майор с собой принёс бутылку самогона и кусок сала. Он настойчиво просил выпить с ним хотя бы 5 граммов, что я и сделал с огромным трудом и с его помощью (рот мой почти не открывался), в результате чего весь день провёл в страшных муках, хотя не думаю, что причиной тому был злополучный самогон». Лицо Петроса Арташесовича озаряет улыбка – в то тяжёлое время их так часто спасала дружба, им так часто помогала взаимовыручка.

После операции, которую сделал Петросу Петросяну академик Николай Бурденко, и выздоровления его назначили командиром дивизиона отдельного противотанкового истребительского батальона. Это было подразделение быстрого реагирования. Дивизион отправляли на линию обороны врага для пресечения танкового контрнаступления, уничтожения технических средств и обеспечения возможности продвижения пехотинцев.

Спрашиваю, не страшно было возвращаться на войну. Петрос Арташесович отвечает: «Конечно, но не страшно потерять жизнь ради благородного дела, а вот по глупости…» «Однажды вечером, когда мы зашли в Румынию, нам разрешили отдохнуть, – рассказывает историю «глупости» Петрос. – Рядом были винные погреба. Все наши солдаты начали простреливать дырки в бочках и пить вино. Когда я спустился в погреб, солдаты стояли по колено в вине. Ночью я дал команду, чтобы выставили дозор. Хорошо, что не было приказа наступать. В два часа ночи я, накинув плащ на себя, обходил дозором территорию и вдруг слышу автоматную очередь. Подвыпивший старшина Рашидов стоял на посту, когда я обходил территорию, ему померещилось, что идёт не один человек, а целый вражеский полк. Пуля пролетела рядом с моим лицом, разорвав капюшон. Тогда мне подумалось – вот, прошёл почти всю войну, был несколько раз ранен, но не погиб, а тут умереть от пули своего солдата… Было бы обидно так умереть».

В 1943–44 годах Советская Армия наступала, и это продолжалось до конца 1945-го. «В 1944 году, когда освобождали Украину, наше воинское соединение одним из первых перешло государственную границу, пересекло немецкую оборону и продвигалось к Депрецену, – продолжает свой рассказ Петрос Петросян. – Заняв позиции в Данубской равнине, были созданы условия для соединения через Карпаты со вторым украинским фронтом. Завладев Депреценом, наша воинская часть двинулась на Будапешт. Мы продолжили своё победное шествие с лозунгом «До победного конца». И тут Петрос Петросян рассказывает ещё одну историю: в сумерках их артиллерийский батальон расположился на одной из кукурузных плантаций на венгерской территории. Там и решили переночевать, а рано утром продолжить продвижение войск. И вот, на рассвете выяснилось, что территория находилась прямо под носом противника, который засел на холме, находящемся перед ними, – возможности двигаться дальше не было. Командир дивизиона приказал любой ценой найти огневые точки противника и уничтожить, обеспечив к 07:00 утра возможность пехотному батальону продолжить наступление.

Приказ был строгим и окончательным. Петрос решил приступить к его исполнению вместе со старшиной батареи Варатинцевым с наступлением сумерек. Варатинцев с первых дней войны служил в морской пехотной разведке, а после ранения пополнил ряды батареи. Был хорошо подготовленным, рисковым и смелым бойцом. Как стемнело, они, обогнув передовые огневые точки противника через плотно заросшую кукурузную плантацию, сумели подойти к его тылу и нанести на полевую карту месторасположение искомых огневых точек, боевой порядок гарнизона, количество живой силы и пути возможного отступления. Выполнив задание, решили вернуться, как вдруг наткнулись на немецких часовых, которые обходили данный участок. «Нам ничего не оставалось, как спрятаться в маленькой брошенной лачуге, находящейся на вражеской территории. Возможно, ранее она служила местом отдыха для часового – в метре от земли была сооружена деревянная тахта, густо покрытая соломой, – вспоминает герой моего очерка. – Войдя в лачугу, мы быстро спрятались под соломой. Через короткое время услышали удаляющиеся шаги часовых. Подумав, что они уже покинули прилегающую к домику территорию, я решил выйти из укрытия. Спустившись с тахты, приблизился к двери, как вдруг немецкий солдат вернулся. Я мигом спрятался за дверью. Немец, ничего не заподозрив, собирался выйти из домика, но заметил мои сапоги. Он прикрыл дверь и… обнаружил меня. Я, конечно, мог тут же застрелить его, но это было бы началом нашего конца. Он попытался заколоть меня штыком, и у меня не оставалось другого выхода, как двумя руками держа штык (у немцев он похож на охотничий нож), постараться, насколько это было возможно, удалить его от меня, не обращая внимания на боль и струящуюся кровь. В этот момент мой спаситель Варатинцев ударил его изо всех сил рукояткой автомата и повалил на землю – несколькими ударами в сердце финским ножом он покончил с ним. Конечно, он жестоко расправился с немцем, но что поделать, война, и на жестокость надо отвечать жестокостью, иначе…»