Варнава Гефсиманский - Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита [Житие, письма, духовные поучения]

Тяжел подвиг юродства! Нужно иметь полное отречение от всех благ мира и великое самоотвержение, чтобы при здравом уме казаться безумным, подвергаясь насмешкам, оскорблениям и даже побоям, все терпеть и переносить с незлобием и кротостью. Так и Димитрий бродил по селу, не обращал внимание на насмешки со стороны односельчан и своими загадочными речами юродивого изобличал их заблуждения и нечестие.

До основания Иверской обители около четырех лет жил он уединенно за селом на старом, давно оставленном кладбище. Сначала в землянке, а потом в малой келлии, из сострадания построенной для него добрыми людьми. Здесь, всеми оставленный и презираемый, чуждый не только посторонним, но и самым близким своим кровным родным, он тайно подвизался, измождая свою плоть и проводя время в трудах поста и молитвы. Иногда выходил он из своего уединения, посещал церковные службы, никогда, впрочем, не молясь на виду у людей.

— Димитрий, отчего ты Богу не молишься? — спрашивали некоторые из них.

— А ты стоял в храме, да думал о… — и юродивый начинал раскрывать тайные помыслы пристававшего с расспросами и не ошибался.

Под прикрытием юродства он смело изобличал людские пороки и недостатки. Ходил Димитрий и по домам выксунских жителей: утешал скорбящих, помогал, когда мог, нуждающимся, примирял враждовавших. Со временем люди стали прислушиваться к его вроде бы несвязным речам, присматриваться к различным «странным» выходкам. Но в то же время знали, какую подвижническую и строгую жизнь ведет этот человек и все больше и больше убеждались, что он не тот, за кого себя выдает, а истинный раб Божий, заслуживающий всякого уважения.

Особенно уважительно относились к Димитрию и принимали его у себя жители села Выкса Е. В. Кокин и купец А. Я. Бордачев. Находились и такие почитатели, которые просились к нему на жительство, чтобы он руководил ими в духовной жизни. Ничего не предпринимая без благословения своего старца-наставника, Димитрий написал письмо к нему, в котором рассказал и о желании этих простецов поселиться подле него. Письмо это он препроводил с Кокиными, отправившимися на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру. Беседуя с ними, старец, между прочим, высказал ту мысль, что если угодно Богу, чтобы при селе Выкса был монастырь, то лучше пусть это будет женская обитель. Такие соображения сочувственно были восприняты сельчанами, и они упрашивали Василия приехать в Выксу, осмотреть окрестность и выбрать место для будущего монастыря, обещая посильными жертвами содействовать его устроению. Молодой старец, не доверяя себе и чтобы убедиться, угодно ли Господу задуманное ими дело, направил Кокиных к митрополиту Московскому Филарету испросить благословения владыки на устроение богадельни для немощных и не имеющих приюта вдовиц и сирот.

Митрополит Филарет так отозвался на просьбу:

— Благословляю создаться обители, а монаха-устроителя, который скрывает себя за вами, благословляю созидать и руководить ею всегда.

После этого послушник Василий решился съездить в Выксу и осмотреть окрестности села.

Только спустя полгода после встречи с Кокиными он смог приехать в Выксу. Труды по послушанию, которые Василий нес в скиту, не давали возможности сделать это раньше. Да и все это время он обдумывал свое намерение, горячо молился Богу, прося у Него помощи, советовался с опытными в деле устроения монастырской жизни старцами.

По приезде в Выксу в конце 1863 года Василий вместе с Кокиным и Бордачевым занялись приискиванием места для богадельни, из которой впоследствии возникнет Иверская обитель. Выбрав подходящее место в лесу, будущий строитель обратился с пламенной молитвой к Богу и сотворил поклоны на все четыре стороны. А на другой день он вынужден был возвращаться в свои «Пещеры», всецело полагая благоустроение обители на помощь Божию и покровительство Божией Матери.

Первыми благотворителями, пожертвовавшими лес на постройку корпуса и железо на крышу, стали жители Выксы — Кокины, Бордачевы и Липковы. Призывал Василий и многочисленных своих знакомых содействовать посильными жертвами на благотворительное заведение. И Бог внял молитвам верного раба Своего. Помощь он получил. Было и доброе предзнаменование о том, что избранное место для будущей обители угодно Небесной Покровительнице будущих его насельниц.

Во второй половине ноября 1863 года в окрестностях Выксы носили чудотворную Оранскую (Владимирскую) икону Божией Матери. Собираясь в обратный путь, Василий просил Кокиных, чтобы они, когда принесут в Выксу эту чудотворную икону, позаботились освятить ею избранное для обители место, отслужили бы здесь молебен с водоосвящением. Это желание старца скоро было исполнено, а дело было так.

Наступило 28 ноября. Наутро прибывший с иконой иеромонах Иов, вместо того чтобы, по обыкновению, носить святую икону по домам, распорядился нести ее в лес к хижине юродивого Димитрия. С благоговением и слезами встретил тот чудотворный образ Матери Божией и просил пройти с ним на избранное и благословленное гефсиманским старцем место для будущей обители. Из хранившейся в монастырской ризнице собственноручной записи отца Иова было известно, что такому необычайному распоряжению предшествовал знаменательный сон. «В эту ночь, — писал он, — я, грешный, сподобился чудного и непостижимого видения. Представилось мне во сне величественное шествие крестного хода, сопровождаемое чудотворной Оранской иконой Божией Матери. Ходу сопутствовали с пением множество девиц-черноризиц. Шли мы как будто на какую-то гору, украшенную множеством прекрасных растений. Взойдя на гору, юродивый Димитрий стал раздавать зажженные свечи предстоящим, а мы начали петь молебен Божией Матери. Я, грешный, служил и читал молитву на основание и создание храма, а тем временем и клир, и монахини, и весь народ, который во множестве сопутствовал ходу, запели: „Днесь светло красуется святая обитель Иверская, яко зарю солнечную восприемши, Владычице, чудотворную Твою икону, к нейже ныне мы притекающе и молящеся Тебе, взываем сице: о Пречудная Владычице Богородице! Молися из Тебе воплощенному Христу Богу нашему, да избавит обитель сию и живущих в ней, и вся грады и страны христианския от всех навет вражиих и спасет души наша, яко Милосерд“. Меня удивила некоторая неточность в словах сего тропаря, поемого в день празднования Владимирской иконе Божией Матери. „Так следует!“ — отвечал мне чей-то неизвестный голос. Тем видение и кончилось. Свидетель неложный словам моим — Матерь Божия. Проснувшись, я тем же утром посетил келлию юродивого Димитрия. Тут я отчасти уразумел виденное, но не осмеливался возвестить об этом никому. Теперь же, когда на месте том пустынном, где мы тогда молились, сияет уже святой храм Божий, и отшествие мое от мира сего приближается, страшуся молчать далее, ибо тайну цареву добро хранити, дела же Божия открывати славно» [24] Тов. 12, 7. .