Коллектив авторов - Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

Самый лучший друг мой ещё по Минскому лагерю это Саша Купчин. В Собиборе эта дружба еще больше укрепилась. Как жалко, что мне неизвестна его дальнейшая судьба. В самый последний момент он был возле меня (это было возле ворот лагеря№ 1) и когда мы пошли на штурм основных ворот его куда-то не стало и по сегодняшний день не знаю, куда он делся.

О восстании в Собибуре

О том, что никто из нашего лагеря не выйдет живым, мы поняли, как только узнали назначение этого лагеря. Собибур это была фабрика смерти в прямом смысле этого слова. Туда привозили по 1–2 эшелона с людьми со всей Европы, то эшелон с французскими коммунистами, то эшелон с немецкими евреями, то эшелон из Голландии, то эшелон измученных партизан Югославии. Люди раздевались по 300 чел. в партии и отправляли в баню. Там вместо воды пускали газ. Спецкоманда у лагеря № 3 очищала баню от трупов и туда загоняли следующих. Одежду их тут же подбирали рабочий лагерь и на этом месте раздевались следующие. Этот лагерь тщательно охранялся. Было 400 узников, а охрана состояла из 15–16 немцев да плюс 200 полицаев. Кроме этого весь лагерь был обнесен 3 рядами проволоки трехметровой высоты с током высокого напряжения и минным полем в 25 м шириной. Когда мы всё это взвесили, то пришли к выводу, что бежать очень трудно, но надо. На нас, русских узников, смотрели как на бога и ждали от нас чуда. Саша Печерский был старше нас и годами и по званию, и ему мы дали карты в руки. В одной бригаде работали ещё А. <���…> Шубаев (или, как мы его прозывали Кали-Мали), Цыбульский, Лейтман и ещё пара человек, не помню их фамилии. О том, что мы собираемся что-то делать, мы никому из узников не говорили, кроме русских военнопленных, так как мы знали результаты предыдущего двух групп, которые готовили побег и их выдали.

Вечерами группа Печерского собиралась в женском общежитии. Мне, Саше Купчину и ещё трём товарищам поручили охрану этой группы. В это время, когда совещалась группа Печерского, наша группа организовывала отвлекающие игры, танцы или песни и одновременно зорко следила, чтобы в это время в женский барак кто-нибудь не зашёл из надзирателей. Когда появлялась опасность, условным сигналом предупреждали группу. Женщины этого барака и сами не подозревали, что в их бараке решается вопрос их свободы. Много вариантов было продумано, но ни один из них не был нами одобрен. Кем был предложен последний вариант, мне так и неизвестно. Говорили, что этот план предложил один сапожник из Польши, фамилия которого мне неизвестна. За этот план мы схватились руками и ногами. Он был детально разработан группой Печерского и оставалось его только выполнить. А план был вот какой: на территории лагеря № 1 были разные мастерские — сапожная, портняжная и столярная. Основная задача, которая стояла перед нами — это уничтожить немцев в лагере тайно, в течение часа перед концом рабочего дня. Их нужно было так уничтожить тайно, по одному, и чтобы ни один не догадывался, что другой уже мертвый. Как я упоминал, на охране лагеря ещё было 200 полицейских. Но они были нам не страшны. Один из полицейских, фамилию его не помню, тайно сообщил нам о том, что немцы стали им не доверять. Патроны выдают только тем полицейским, которые стоят на вышках, и тем, которые стоят у центрального входа и когда меняются патроны передают своей смене. Получается не 200 полицейских, а всего человек 10 с патронами, а остальные 190 человек, простите за грубость, могут только горобцям дули давать. Мы сделали арифметический подсчет, немцы будут убиты — останется 10 вооруженных полицейских, а у нас будет 14–15 пистолетов от убитых немцев и возможно 1–2 автомата. Всё было посчитано и взвешенно. Оперативный штаб во главе с тов. Печерским приступил к распределению конкретных заданий. Было организовано шесть групп нападений. Каждая группа имела свой определенный объект для нападения. Я был назначен командиром одной пятёрки. Туда вошли я, Саша Купчин, а остальных фамилий не помню. Наша задача была напасть на оружейный склад и раздать оружие всем узникам. Кто были командирами других групп я не помню. План уничтожения немцев т. Печерский, наверное, Вам подробно описал, и я думаю, что не стоит повторяться. Могу только добавить, что в день восстания Печерский подозвал меня и дал мне новое задание. Франц должен прийти к нам в столярную 4 или полпятого вечера, чтобы принять шкафы, которые мы там сделали, и мне было поручено убить его. Я очень тщательно подготовился к выполнению этого задания. Наточил хорошо топорик, выбрал удобное место для нанесения удара, но гад не пришёл. Ещё по сегодняшний день жалею об этом.

По-моему, первая жертва наша был не Берг, а Нейман. Помню, как сегодня это было, мы стояли у окна в столярной мастерской, а напротив была сапожная, портняжная мастерские, время было без пяти минут четыре, а в 4 начало восстания. Ровно в 4 заезжает верхом на лошади Нейман. Ехал к мастерской, слез и вошел туда. Прошло минут пять из швейной вышло двое мастеровых. Один взял лошадь и повел куда-то между бараков, а второй направился к нам в столярную, подошёл к Печерскому, вынимает из кармана пистолет и торжественно вручает ему. Мы все поняли и со слезами на глазах начали целовать друг друга. Колесо нашего восстания задвигалось. У дверей столярни поставили вооружённого человека. Его задача была всех впускать, а выпускать только по паролю. Это было сделано для того, чтобы никто не смог нас выдать. Ведь в столярне были такие люди, которые и не подозревали, что мы готовим восстание и, когда стали приносить в штаб пистолеты, они удивлялись. Мы ждем сигнала для наступления. Все группы готовы, оружие было распределено по группам, а сигнала нет и нет. Каждая минута — час. А людей со второго лагеря нет. Без трех минут пять врываемся в столярню, Шубаев из пистолета стреляет вверх и тут заварилась каша, все наши планы поломались, началась паника, чего мы больше всего боялись. По нам застрочил пулемет. Все пустились к центральным воротам, создается давка, каждый хочет дыхнуть воздухом свободы. И, наконец, долгожданный лес, лес свободы. Самому не верилось, что мы на свободе. Под самим лесом мне прострелили мякоть правой ноги выше колена, добежав до леса я наскоро перевязал своей нательной рубашкой ногу — и дальше бежать. Возле меня был 15-летний мальчик Болик (Польша), нога не давала идти, гноилась. Четверо суток мы с ним были без куска хлеба, жили на одной землянике. На 12 сутки мы еле добрались под Хелм. В лесу, в 5 км от Хелма, мы встретились с двумя братьями Юзык и Маник, фамилии не помню, бежавших от немцев. Вместе мы стали жить в этом лесу. Нога у меня всё время гноилась, медикаментов никаких не было. Тут ещё открылась рана на левой ноге (рана с которой я попал в плен). Если бы не эти два брата, я пропал бы. Постоянно нам помогали поляки, из хутора Янов один поляк, мы его почему-то называли Николай. Когда пришли наши войска, я тут же к коменданту г. Хелм и он меня направил в «фильтро-лагерь» при 69-й армии. После проверки меня направили в 312-ю дивизию рядовым. Репрессиям не подвергался. В настоящее время поддерживаю связь только с тов. Печерским. Кроме тех документов, что Печерский мне прислал, других не имею. Высылаю вам фото с марта 1945 года во время пребывания в госпитале. Случайно на улице встретился с тем мальчиком из Собибура, о котором я писал вам раньше. Я недавно смотрел чехословацкий кинофильм «я пережил свою смерть», я подумал, если бы сделать фильм про наше восстание было бы куда лучше, чем у них. Ведь пропадет даром такой материал. Если вы находите нужным, то поговорите с кем следует, и я вместе с Печерским поможем Вам во всём. С уважением (подпись).