Коллектив авторов - Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

— Что это за человек был, который вас переодел?

Я сейчас его не помню. Еврей. Еврейская семья. Они жили, на них экзекуции еще не было. Их тоже выводили в город на уборку уже, надевали на рукава звездочку эту еврейскую и выводили на уборку. Убирали территорию, убирали это здание, разрушенное от боя в Умани. И я при их помощи узнал, где мы находимся и мы с этими ребятами встречались

— Алексей Ангелович, извините, а как получилось, что вы вышли именно на этого человека?

— В городе тоже были евреи. Забежали домой к нему.

— Вы знали, что вы в еврейский дом идете?

— Я знал, что это еврейская семья. Они многих скрывали. Их брали на день на работу, а вечером поле работы отпускали в начале домой, а наших пленных вели в лагерь. Мне удалось бежать благодаря человеку, который убирал со мной. Он мне показал, в каком направлении бежать и как, рассказал, пока мы убирали. Я ушел. Потом где-то в декабре месяце начали организовывать партизанские отряды в лесу. Мы двигались ближе к Западной Украине с Умани в лес. Там нас поймали, выдали и посадили нас. Я сказал, что я иду из тюрьмы. Не сказал, что я военнопленный. И меня посадили в тюрьму для следования. Держали меня 10 или 12 дней.

— Давайте вернемся немного назад. Вот вы ушли в лес. Группа… что это были за люди рядом с вами?

— Разные люди со всех концов

— Кого вы вспоминаете? Кого вы помните? Опишите их, пожалуйста.

— Я вспоминаю ребят, с которыми я был, которые служили в Западной Украине — офицеры, сержанты. Мы познакомились в лесу. Сначала друг друга боялись. Потом, когда узнали, кто откуда, признали друг друга. Потом украинские националисты нас выдали.

— Сколько времени вы провели в лесу?

— С конца августа до декабря месяца. С момента, когда мы ушли оттуда, побег — два дня, потом мы были в городе, нас завели за город и мы шли в направлении лесов.

— Почти полгода надо было как-то питаться, одеваться, спать где-то, греться. Как это происходило?

— Там земляночки сделали, связи не было, радиостанции не было, у каждого было свое ружье. Их отбирали в первую очередь и каждый имел свою винтовку. Где-то доставали, где-то мы задержали полицаев, где-то отбирали. Еще в этот период, в начале можно было это делать. Так и жили. Ближний хутор, ближняя деревня — по очереди ехали, привозили продукты, хлеб, мясо привозили. Так вот и питались.

— И люди просто добровольно отдавали такие продукты?

— Приходили, отдавали, пока не попались такие националисты, которые предали, окружили.

— Наверное, иногда приходилось как-то и силой отбирать эти продукты?

— Силой не приходилось, потому что народ более-менее отдавал то, чем мог делиться. А что не мог, винтовка она все могла взять. Потому что вооруженных людей все-таки в какой-то степени боялись. Поэтому и понимали это дело, что люди должны кушать. Кто чем мог, тем делился. Картошку брали, муку, крупу, мясо, то другой раз берем и баранчика или полкоровы, которую можно было унести. Имели свою повозочку, свою лошадь. Три-четыре человека выезжали. Собираем то в одном месте, то в другом месте, то в третьем. Вот так мы питались до мая 1942 года, это где-то в апреле месяце, когда нас выдали в декабре. Нас взяли, мы опять сбежали. И вторично, когда попали я уже попал, как арестант в тюрьму.

— Алексей Ангелович, а что за землянки были, в чем вы жили до декабря?

— Ну там же лес. Взяли пилы, вырыли землянку, сруб сделали, достали в деревнях буржуйки-печки, дров. Нельзя было жаловаться. Вот мы так и жили.

— Какие-то боевые действия ваша группа совершала?

— Никаких боевых действий мы в тылу не могли совершить. Только то, что мы полицаев могли убить, забрать оружие. Мы охотились за полицаями и эти, которые в гарнизоне, там было в первую очередь. Там два-три немца где-то в комендатуре. Но мы были в деревнях. В деревнях были полицаи.

— Большая группа была?

— Там было много в лесу разных.

— Та группа, в которую вы входили?

— У нас было 12 человек.

— Евреи еще были в этой группе кроме вас?

— В этой группе никаких евреев не было кроме меня.

— А в лесу вы встречали евреев?

— Там они были отдельными группами. Но это уже не были военнопленные. Те, которые ушли из города, — стали преследовать их, стали гетто делать, и они, организуя отпор, ушли в лес. Но им лучше было, они подготовились. Вначале все это, пока это гетто было. Гетто…в 42 году, когда меня выпустили из тюрьмы, я жил там у одного гражданина …

— И вот с августа до декабря вы жили таким образом, какой вы описали. И вы сказали, что вас выдали. Кто вас выдал?

— Выдал тоже полицай. Но гражданский этот. Подкараулили нас, куда мы приезжали. Так напасть на нас не могли. Все-таки три-четыре человека, мы ехали на повозке, собирали продукты. Боялись нас. Было два случая, когда напали на нас, но мы отстрелялись. Успели уйти. Одного убили полицая. Потом полицая взяли, чтобы он рассказал всю историю: где комендатура, кому они подчинены. Все это было так, потом они сидели, так, сложа руки. Только кушали и собирали людей. Вы представляете, в партизанских отрядах были свои рации, имелись особые задания. У нас этого не было.

— И вот когда вас выдали, вас где, собственно, взяли? В лесу?

— Не в лесу. Мы как раз за продуктами поехали и окружили и взяли нас. Засаду сделали.

— В каком районе это было?

— Ближе к Тернополю. Мы уже успели уйти.

— И куда вас повезли?

— Нас повезли сразу в полицейский участок. Всех расспросили.

— В деревне?

— Да. В каждой деревне был свой полицейский участок. В подвал нас затащили, а потом стали выводить. Как сегодня я помню, меня вывели, чтобы расстрелять. И когда вывел этот нас, я успел уйти от старика-полицая.

— Как это могло получиться?

— Я шел впереди, он шел со мной наготове этот. Я как спортсмен был. Рывок сделал, влево-вправо стал уходить, он стал стрелять. Он был такой стрелок, который вообще ничего не видит. Я считаю так. Или не хотел меня убить. По-разному. Он мог сразу расстрелять. Вывел меня за деревню. Я успел уйти в этот период.

— Но он стал стрелять. Выстрелы могли услышать другие, броситься в погоню.

— За городом там никто. Там вооружили летом полицаев, чтобы он могли выводить и расстреливать. Там еще не было погони. Их на участке было по четыре-пять человек полицаев в деревне. Так что мы города избегали.

— И куда вы убежали из этой деревни?

— Опять в лес. И вторично, когда мы уже поехали, был апрель месяц 42 года, когда сделали засаду. И пошли нас взяли. Когда я сказал, что сидел в тюрьме, меня взяли, посадили в тернопольскую центральную тюрьму. В город, увезли в тюрьму.