Коллектив авторов - Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

— Прошу прощения, но 12 суток даже самый здоровый спортсмен-футболист вряд ли выдержит стоя.

— Выдержали. Друг на друга ложились по очереди.

— Вы вспоминаете кого-нибудь, какие люди были с вами?

— Откуда? Я никого не знал в этом городе.

— Но в вагоне вы могли кого-то увидеть?

— В вагоне кого так называли, кого — так. Неизвестно кто были: дети, старики, женщины. Всех грузили. Нагрузили и все. Говорят: «Вас везут на работу в Германию».

— В вагоне были и мужчины и женщины?

— И мужчины, и женщины, да.

— И молодые, и старые?

— И молодые, и старые, и дети.

— Как кормили вас в дороге?

— Никто не кормил. То, что захватили, — ели. Где останавливались, там подавали воду, и то не всем хватало. Когда нас окружили, сказали забирать все самое необходимое. Кто что захватил из дому: тряпки свои, белье.

<���…>

— И потом началась жизнь лагерная в Собиборе. Немец держал перед нами речь сначала: «Вы извините, но война идет. Гитлер решил подарить вам жизнь. Вы сюда приехали работать и будете работать». Выдали всем полотенца, мыло туалетное, смену белья. Женщины в одну сторону, дети в другую сторону, старики в третью сторону. «Вынуждены вас остричь» (женщин). — Если имеете золото, уложите отдельно». Потом выдавали квитанции. Давали открытки, чтобы «писать, куда вы хотите писать, по адресу». Но никуда все это не доходило, это все был только сплошной обман. Бараков сначала не было, только начали строить эти бараки, колючей проволокой стали обносить. Я приехал, там уже были с ближних районов Люблинского воеводства человек пятьдесят. И потом каждый раз, с каждым эшелоном, где-то 5–10 человек пополняли.

<���…>

— Когда вас привезли в лагерь?

— Где-то в середине мая месяца 1942 года. Отобрали нас 12 человек по профессии. Портные нужны были им, сапожники. Я рекомендовал себя как портной. Из меня портной… мог я иголку в руках держать, штопать я мог и всё. Разместили нас в лагерь, остальных повезли в третий лагерь, где их сначала расстреливали первый 42-й год, выкапывали рвы и всё. В дальнейшем (конец 42-го, 43-й год) там уже установили газовую камеру, где барак (это газовая камера), в который пускали газ от танка Т-34, и в течение 4 минут люди, которые там были, умирали. Пол поднимался, на вагонетки их и везли к костру, укладывали их не в нашем, втором лагере, а в третьем лагере. Мы занимались тем, что сортировали, вагоны разгружали, делали уборку, чистили обувь, кто в мастерских работал, кто на новых бараках (их стали строить посреди 43-го года, хотели сделать склады оружия). И вот, начали выкапывать рвы, и каждый день — это смрад. Ветер как подует в нашу сторону, дышать нечем. Лагерь был обтянут колючей проволокой под током, ров шестиметровый, наполненный водой. В нашем лагере только одни узники, а ближе к воротам размещался караул из полицаев украинских и 12 или 15 офицеров СС, которые руководили всем этим. Каждый имел свой участок: кто отвечал за ремонт, кто отвечал за сортировку вещей, кто принимал золото, драгоценности, кто отвечал за склады, где отдельно обувь складывалась — женская, детская, мужская. Волосы, которые состригали, их тоже упаковывали, потом эшелоны подавали, все это грузили, отправляли в Германию. Вот таким обманным путем. Там еще была команда (я в ней не был, но мы знали, делились), которая принимала людей, очищали вагоны и помогали людей вытаскивать, потому что в каждом вагоне было обязательно человек 10–12 мертвых. Их надо было вытаскивать, некоторые не хотели идти — по-разному было. Даже один случай был: Ноймана, замкоменданта лагеря, соседку, тоже привезли из Германии. Он Френцелю махнул: ее — отдельно, ее — не надо, и потом ее отдельно расстреляли. Но там все было сделано так, что там ничего нельзя было узнать. Мы рассчитывали, что из мастерских сделаем подкоп, иначе всех расстреляют в лагере. Просто когда приехала группа из Минска во главе с Печерским, он присмотрелся. У нас тоже была своя группа, в которой думали подкоп делать. Я в ней состоял. Многие у нас бежали из лагеря, когда выводили на заготовку дров, в леса бежали. Всех их расстреляли, и каждого второго в лагере расстреливали. Выстраивались на «первый, второй, третий — выходи». И этот был у нас, самый страшный, этот руководил нашим лагерем, ответственным был Френцель обершарфюрер. Он остался жив. Он нажирался пьяным. В назначенное время, немцы приходили смотреть, как идет строительство, посоветоваться, кому приготовили пальто, кому кожаное пальто достали, кому сапоги сшили, кому костюм сшили. После приезда в 43-м году Гиммлера в лагерь, ему показали, привезенных из Польши девочек — одна красивее другой, и показали весь ход уничтожения.

— Я не понял, причем здесь девочки-красавицы?

— Ну, показать, что эсэсовцы даже перед такими красавицами не остановятся, когда нужно уничтожать, что они преданы.

— Куда привезли девочек?

— Сюда, в Собибор. Приехал Гиммлер туда. И ему показывали весь ход работы с момента приезда эшелона до уничтожения. Он похвалил их, они получили ордена, получили право получать отпуска после его отъезда, поэтому они стали уже собирать вещи, разрешали им шить отдельно одёжу, этим немцам, и сапоги. Им разрешалось уже и посылки отправлять.

— Алексей Ангелович, а как вы узнали о том, что приезжал Гиммлер?

— У нас все бараки закрыли, и только взяли стричь этих девочек, а дальше, когда их туда повели, мы уже не пошли туда. Из второго лагеря, где их остригли, повели в газовые камеры. Мы сразу увидели порядок. Никого не выпускали из казарм, никаких работ уже за два дня, особая охрана приехала. Потом мы узнали от полицаев, что приезжал… Гиммлер.

<���…>

— Я пошел со своей группой на проволочное заграждение около домика направо, а Печерский пошел со своей группой прямо на ворота [479]. И тут из дома выскочил Френцель, который начал стрелять. Наши, которые имели в распоряжении три винтовки, стреляли по вышкам, чтобы не давать им вести прицельный огонь.

— У Вас было оружие к этому времени?

— У меня лично не было оружия, только лопата. У нас было всего-навсего три пистолета и три винтовки. И, кроме того, что мы уже через проволочное ограждение вышли, через ворота вышли, мы должны, мы должны были преодолеть бегом расстояние 500–600 метров поля, чтобы уйти в лес. Спасение, что уже под вечер пошел моросящий дождь. Прицельный огонь нельзя было им вести, и мы успели. Многие были ранены на этой полосе, которую мы проходили из лагеря. Потом мы вошли в лес. А в лесу с такой группой уже идти нельзя было.

— Вы сказали, что многие погибли, когда шли до леса. От чего погибали?

— Полицаи стреляли со всех сторон с вышек. Они не пошли с нами, а стали убивать нас.