Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

Результатом всего этого события стало то, что на следующий день унтер-офицера Фритцше в Цшорнау уже больше не было, а взамен прислали двух пожилых старших стрелков.

…Последующие дни января прошли без особых событий. Работали мы в основном на товарной станции и в военном городке, где почти закончили рытьё котлована. Было холодно и сыро. Многие из нас, ослабевшие из-за постоянного голода и недостатка витаминов, мерзли даже при плюсовой температуре, поэтому разжигали костер, чтобы греться. В лагере стало плохо и с «организацией» дополнительных продуктов. Добираться до буртов с картошкой оказалось очень сложно, так как мокрая земля липла к обуви, а вокруг не осталось никакой растительности, за которой пленные укрывались во время летних «набегов». Так что почти всем приходилось довольствоваться лишь казенным питанием.

В один из дней января в сопровождении фельдфебеля и конвоира Нииндорфа, взявшего с собой большой кожаный портфель, я поехал в Гроссрёрсдорф, чтобы сдать в стирку бельё и привезти чистое. Мне было любопытно, для чего потребовался этот портфель, однако спросить об этом я не решился. На обратном пути выяснилось, что в этом портфеле нам привезли пачки настоящих немецких денег – первую зарплату. Вечером, очень довольный собой, в приподнятом настроении фельдфебель раздал нам в казарме по 15 настоящих немецких марок. Никаких ведомостей на зарплату не было, и никто в получении денег не расписывался. В дальнейшем такую зарплату мы получали ежемесячно вплоть до самого конца плена.

Каждый из нас, получив впервые немецкие деньги, рассматривал изображенных на них персон и размышлял, что можно купить на эти деньги. Оказалось, за 15 марок у Доры большую бочку безалкогольного пива или же спички, бумагу, карандаш, иголки, нитки и еще какую-то мелочь, а за 30 марок – безопасную бритву с набором лезвий. Кое-кто сразу вспомнил, что хорошо бы сыграть в карты на деньги.

На следующее утро мы направились под конвоем в баню. Этот наш поход наблюдала Дора, встав неподалеку. Девушка была моего роста и очень симпатичная шатенка с карими глазами. Чаще всего она носила длинное темное платье с белым кокетливым передником. В этот раз я встретился взглядом с Дорой и, как оказалось, мы крепко запомнили друг друга. Как и большинство моих молодых товарищей, я почти влюбился в Дору, но сильно её стеснялся, а главное, не имел возможности свободно с ней общаться. Так что мы обменивались с Дорой лишь несколькими словами, приобретая у неё пиво или что-либо еще. Только через 24 года после войны мы с ней впервые наговорились вдоволь, а потом стали дружить семьями.

Глядя на местных женщин, любящих безделушки, Лёня Маляр придумал заняться изготовлением из подобранных на работе дощечек красивых коробочек, украшенных снаружи пластинками из кусочков соломы. Он решил продавать эти коробочки за еду или за спиртное немцам, которые могли дарить их женщинам. Мастерил Лёня и другие интересные вещи. Солдаты охраны помогали ему доставать необходимый материал и сбывать продукцию. Поощрял его и фельдфебель. Полученными за свой товар пищей, табаком, сигаретами и спиртом Лёня делился с членами своего «колхоза», в котором состоял и я.

Другие пленные мастерили также складывающиеся веера, деревянные птички с машущими крылышками и прочие оригинальные предметы, разнообразные детские игрушки, на которые находили покупателей, иногда с моим участием. Но самым большим достижением стало изготовление буквально из ничего Александром Можухиным… настоящего баяна.

В один из последних дней января я, Иван Харченко, Сергей Кулешов и Толя Шишов работали со старшим мастером – сорбом Юрием первым на товарной станции. Мы выгружали из вагона мешки с пшеничной мукой и доставляли их на грузовике на продовольственный склад в военном городке. За крайней колеей железной дороги Иван и Сергей увидели сарайчики, в которых железнодорожники содержали кроликов.

У одного крольчатника они разрезали карманным ножиком проволочную сетку и вытащили оттуда двух кроликов, свернули им головы и засунули тушки в брюки. Глубокой ночью в казарме они устроили большой «пир». Фельдфебель почувствовал распространившийся по всему помещению запах крольчатины и вошел к нам в одном нижнем белье. Он постоял с минуту и удалился, ничего не сказав. Конечно, от владельца кроликов поступила жалоба, но фельдфебель заявил, что его пленные кражами не занимаются, а ворами могли быть другие люди, возможно, итальянские пленные, часто работающие на вокзале. Очевидно, он остался доволен, что никто из нас не попался.

В тот же день многие пленные вернулись в лагерь со станции не с пустыми карманами, а с набитыми мукой. Несколько ночей в казарме пекли лепёшки и варили мучной суп с клёцками.

…В новом лагере нас опять посетили власовские офицеры – пожилой майор и неплохо владевший немецким языком молодой лейтенант. Они доставили нам баул с пачками гродненской махорки, которую мы иногда получали и от фельдфебеля, а также пропагандистскую литературу. Наш фельдфебель, как всегда бывало в таких случаях, не представил меня как старшего рабочей команды и её переводчика и сразу ушел из казармы, так как не считал нужным водиться с власовцами, называя их предателями своей родины. Власовский майор рассказал о достигнутых успехах генерала Власова в организации РОА и пожурил нас за то, что мы почему-то не принимаем никакого участия в этом благородном деле. Докладчик выразил полную уверенность, что большевизм будет непременно уничтожен, несмотря на временные неудачи Германских вооруженных сил. Он отметил, что союз Сталина с Черчиллем и Рузвельтом непрочен. Может случиться так, что Германия внезапно заключит мир с Англией и США, и тогда они вместе выступят против СССР. Поэтому русским военнопленным следует срочно вступать в РОА, чтобы поддержать Германию и начать создавать новую, свободную Родину, не дожидаясь, что этим займутся новые оккупанты.

Сообщение офицера о непрочности альянса союзников в войне против Германии оказалось для меня совершенно новым. Я хотел было опровергнуть слова майора относительно союзников, но он разразился бранью и назвал меня «маменькиным сынком», не имеющим никакого опыта в жизни.

Оба офицера пообедали вместе с нами. После обеда лейтенант попросил меня свести его в туалет. По дороге он, посмотрев, не идет ли кто за нами, неожиданно шепнул: «Этот майор – настоящая сволочь. А ты знай, дела у Красной армии идут очень хорошо; недавно полностью освобожден от блокады Ленинград и никаких признаков нарушения союза между СССР, Англией и США нет. На конференции в Тегеране это подтвердилось. Расскажи об этом товарищам. Надеюсь, ты меня не выдашь».