Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

С октября увеличился поток беженцев из прифронтовых областей, особенно восточных. Это были главным образом старики, женщины и дети. Небольшими группами они проезжали на повозках или проходили через Цшорнау. Как-то в воскресенье я спросил одного из них, откуда они. И он по-немецки, но с неизвестным мне акцентом ответил, что из Трансильвании, куда более месяца назад вступили русские войска, которые дошли до Будапешта.

Множество беженцев появлялось в Каменце и его округе из западной части Германии, а также из крупных городов поблизости, подвергавшихся бомбардировкам англо-американскими самолётами. Но Каменц они ни разу не бомбили. В город эвакуировали с запада также некоторые предприятия [12].

Положение на фронтах беспокоило и нашего фельдфебеля. В один из вечеров он затеял с нами беседу, интересуясь, что мы думаем о сроках окончания войны и о том, кто в ней окажется победителем. Как и год назад, я выразил уверенность, что война скоро завершится и окончится победой Советского Союза и его союзников.

На следующий день вечером фельдфебель вызвал меня в свою комнату и показал, что лежит у него на столе. На нем оказалась советская сторублевая банкнота с портретом В. И. Ленина. «Что ты думаешь по этому поводу?» – спросил он. Я не знал, что ответить. Тогда он сказал: «Дело в том, что с начала 20-х годов и до 1937 года я был членом Коммунистической партии Германии, а потом разочаровался в ней и стал сторонником Национал-социалистической немецкой рабочей партии, но и она не оправдала моих ожиданий». После этих слов фельдфебель помолчал и отпустил меня в казарму. Я тут же рассказал наиболее близким мне товарищам о разговоре с фельдфебелем, чем очень их удивил.

День после праздника Великого Октября омрачился крайне неприятным для нас событием на товарной станции. С утра мы занимались там погрузкой бараков, а после обеда солдаты подвезли на грузовиках с прицепами противотанковые орудия и минометы. Офицер, сопровождавший груз, переговорил с нашим прорабом, а тот с часовым, после чего Штайнорт приказал нам срочно переключиться на погрузку орудий и минометов. Имея уже опыт выхода из такой ситуации, я объяснил Штайнорту, что военнопленные не обязаны выполнять работы, имеющие непосредственное отношение к войне против своих соотечественников.

Естественно, прораб пришёл в ярость и хотел ударить меня кулаком по лицу, но я успел уклониться. Тогда Штайнорт попросил офицера помочь ему заставить пленных повиноваться. Тот позвал своих солдат, и человек семь из них, схватив обломки досок, стали избивать нас ими. Мы стали крыть немцев матом, но старались не применять к ним физическую силу. А Штайнорт тем временем побежал в пакгауз позвонить фельдфебелю. Конечно, шум привлёк внимание прохожих, которые останавливались и наблюдали за происходившим. Тогда солдаты сами начали переносить военный груз.

Примерно через полчаса на велосипеде появился фельдфебель, одетый в шинель и с винтовкой без штыка. Со свирепым видом и грубой руганью он подбежал ко мне, ткнул меня прикладом, потом побежал дальше и всех, кто попался под руку, бил прикладом.

Многие из пленные молча принялись за разгрузку грузовиков и прицепов, выпросив сначала у солдат дать покурить, выполнили крайне нежелательную для себя работу. Сверх положенного времени мы задержались на час и закончили погрузку обоих бараков.

Однако в Цшорнау нас ожидал «сюрприз». Фельдфебель собрал там группу местных жителей и ребятишек, нас не пустил в казарму. Я подошёл к фельдфебелю, чтобы выслушать его указания. Но не тут-то было: он загнал меня обратно в колонну и заявил, что я буду подвергнут вместе со всеми наказанию за допущенную провинность: «Будешь, как и все, бегать по лугу!» Под команды фельдфебеля «Ложись!», «Вставай!» мы промучились около получаса, зато «зрители» убедились, что фельдфебель не прощает пленным провинностей.

Как бы заглаживая свою жестокость, фельдфебель на следующий день отправил работать на «хорошие» места тех ребят, которых он бил прикладом. Через пару дней и я оказался «вознагражденным»: вместе с товарищами фельдфебель отправил меня на работу в старинный квартал Каменца к богатой и бездетной чете, владевшей большим двухэтажным домом с обширным подвалом и с магазином на первом этаже. Командовала работой молодая красивая и стройная супруга хозяина, лет на 25 моложе его. Мы должны были на большой машине шинковать кочаны капусты. Кочаны резались ножами на тонкие полоски, затем нашинкованную массу складывали в большой чан, солили и добавляли еще морковь, нарезанную аналогичным образом.

Хозяйка сначала подробно объяснила, как работать, и ушла торговать в магазин. Потом она периодически появлялась и контролировала нас, давала указания. В обед она неплохо покормила нас супом, гуляшом и компотом, правда, без хлеба. Но когда мы остались одни, то заметили, что в этом подвале на полках хранится горизонтально множество бутылок с разнообразными, преимущественно сухими винами. В последующие дни, улучив подходящий момент, мы заглядывали в эту секцию подвала и распивали вино прямо из горлышка. Но поскольку вина были слабыми, т. е. с низким содержанием алкоголя, то мы не пьянели и не забывали даже прихватывать и для фельдфебеля по бутылке вина, чем он был очень доволен.

В ноябре, когда всем уже стало ясно, что нацисты проиграли войну, в столице оккупированной Чехословакии Праге состоялся учредительный съезд Комитета освобождения народов России (КОНР). Одним из главных организаторов и руководителей этого антисоветского Комитета был генерал-лейтенант Власов. Работу съезда транслировали по радио по всей Германии и даже за её пределами.

В тот пасмурный, но еще не холодный день после завтрака нас вместо того, чтобы направить на работу, привели к дому Микклихов и рассадили всех на траве. Из репродуктора, укрепленного на доме, послышалась русская речь. Все стали внимательно слушать эту трансляцию. Каждый выступивший на съезде призывал россиян «объединиться против сталинской тирании» и активно поддерживать германские вооруженные силы. Ядром объединения должна была стать созданная в 1942 году РОА, которой предстояло стать воюющей силой под командованием генерала Власова. Участники съезда приняли манифест, провозглашавший «освобождение народов России от большевистской системы, прекращение войны, заключение почетного мира с Германией и создание свободной народной государственности без большевиков и эксплуататоров».

Когда фельдфебель привел нас строем обратно в лагерь, он обратился ко всем с вопросом: «Ну, кто из вас хочет добровольно записаться в Русскую освободительную армию»? Последовала короткая пауза. И вдруг, к полной неожиданности фельдфебеля и большинства товарищей, двое тихо вышли из строя – всеми уважаемый Можухин, мастер по изготовлению баянов, и Жигалов, поступивший в лагерь вместе с Можухиным. Обоих добровольцев по распоряжению фельдфебеля сразу увели в караульное помещение, по-видимому, опасаясь, что в казарме товарищи с ними расправятся как с предателями Родины.