Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

Наконец мы оказались в сравнительно большой деревне и остановились у дома, на воротах которого висела начертанная на белом полотне большими черными буквами надпись: «Gott, segne die Verlobten (Бог, благослови обручённых!)» В доме за столом, заставленным разными яствами, с бутылкой вина сидели невеста в обычном платье и жених – офицер войск СС. Напротив них расположились очень пожилой хозяин, как оказалось, дедушка, и мать невесты, и о чём-то беседовали. Всех удивило, что я – русский пленный, одетый почти полностью в советскую военную форму, хорошо говорю по-немецки и поздравил молодых. Офицер сразу встал, налил в маленькую рюмку вина и предложил мне выпить за невесту и за него. Я не отказался. Дальше то же самое он проделал с Вилли.

После того как я положил шинель и мешок с вещами на указанное место, хозяин спросил: «Сможешь зарезать и разделать на мясо козу?» Я ответил утвердительно, так как в детстве с отцом и дедушкой Матвеем занимался таким делом, но не с козами, а с овцами.

Хозяина поразил мой подробный рассказ о том, как я буду этим заниматься. Но он всё же вызвал к себе одного старого деревенского жителя – специалиста по забивке свиней, а мне отвёл роль его помощника. С этим специалистом мы и «превратили в мясо» тощую козу, одиноко торчавшую в хлеву.

Неожиданно во дворе появился еще один работник – мой знакомый по лагерю Ваня Назаров. Мы обрадовались неожиданной встрече. Затем он распряг лошадь и загнал её в конюшню. Скоро нас обоих и старика, зарезавшего вместе со мной козу, позвали обедать. Нас посадили за стол на кухне и покормили хорошим мясным супом, картофелем в мундире и стаканом киселя.

После обеда меня и Ваню заставили подкатить повозку к выгребной уборной и закачать в бочку фекальную жижу с добавленной водой. Пока мы трудились, хозяин привез еще одну бочку. На обеих лошадях мы отправились на знакомое для Вани поле хозяина, где разъехались в противоположные стороны и начали вносить удобрение. Для этого надо было открыть сзади бочки кран, из которого жижа попадала в прикрепленный к нему колпачок со множеством отверстий, Когда лошадь гнали по полю, она веером выливалась на землю, распространяя вокруг ужасную вонь.

Вечером после ужина у хозяина он привёл меня и Ваню в местный лагерь военнопленных. В караульном помещении он представил меня коменданту лагеря и сказал, что я у него хорошо поработал, и попросил утром опять направить меня с Ваней к нему.

В казарме мои новые знакомые отдали мне положенную на завтрак пайку хлеба с маргарином. Я рассказал им о лагере в Цшорнау и узнал, что здешние товарищи в основном работали в государственном и помещичьих хозяйствах.

На второй день хозяин позволил нам уйти с работы пораньше, и вечером Иван, лагерный переводчик, пригласил меня и Ваню Назарова в соседнее помещичье имение, где работали и проживали в общежитии русские и украинские девушки. Оба товарища раньше у них уже бывали. Я рассказал девушкам о себе, мы обсудили самую актуальную тогда тему – о близком окончании войны, «потрепались» о разных мелочах и к отбою вернулись в лагерь.

Наступил третий день моего пребывания в Дёбре, когда вдруг во дворе появился на велосипеде… Вилли Нииндорф, вооруженный винтовкой. Он сухо поздоровался с хозяином и заявил ему, что из лагеря военнопленных IV A в Хонштайне к фельдфебелю Хебештрайту поступил приказ срочно отправить меня в этот лагерь переводчиком.

Хозяин стал ругаться, но это было бесполезно. Я наспех попрощался с ним, а потом с Иваном, который тут же снял добротный красноармейский ремень и отдал мне его на добрую память. К сожалению, я не взял тогда у Ивана его домашний адрес и не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба.

По дороге Вилли сообщил мне, что причина моего отзыва – «липа», то есть повод, придуманный фельдфебелем. Я по-прежнему остаюсь в Цшорнау с функциями главного переводчика и старшего в рабочей команде. Оказывается, в моё отсутствие пленные неоднократно просили фельдфебеля вернуть меня обратно, да и сам он нуждался во мне для ведения сложных переговоров.

Фельдфебель, явно в хорошем настроении, потирая руки от удовольствия, спросил меня: «Ну как, вдоволь надышался в штрафном лагере человеческого говна? Теперь будешь знать, как себя вести без часового!» Я ответил «Хорошо, я всё понял. Большое спасибо. Готов продолжать выполнять свои функции».

С охранником Билком мы отправились в деревенскую пекарню за хлебом, привезли его и сложили в кладовке. Затем в местном продовольственном магазине приобрели по карточкам маргарин, консервы, мясо и другие продукты.

После обеда постовой по кличке Интеллигент принес мне комплект чистого нижнего белья, сказав, что специально для меня повара с уборщиком разогрели воду в баке. Я помылся с большим удовольствием.

Вечером следующего дня я увиделся с Галей во дворе перед кухней, но мы только поздоровались и в дальнейшем вообще больше не разговаривали.

Между тем, вероятно, в связи с тем, что Красная армия уже приблизилась к Каменцу, основная масса пленных работала только на территории военного городка, перекапывая и обрабатывая землю под посев и посадку овощей. Кроме того, здесь же мы занимались рытьем укрытий для людей на случай налёта авиации или артиллерийского обстрела. Десятка два пленных вместе с итальянцами отправили на стекольный завод делать укрытия.

В первые дни марта на очень неприятную для него работу попал молодой и экспрессивный Ваня Трошков. Фельдфебель определил его на три дня в усадьбу старшего ячейки местных членов нацистской партии и одновременно бургомистра Цшорнау, о котором я уже писал. Ване пришлось пахать там на лошадях землю вместе с другим работником, поляком. При этом поляк получал в доме питание три раза в день, и два раза – на месте работы. А Ваню он отводил обедать в лагерь и после обеда приходил за ним. Второго завтрака и второго обеда он ему не давал. И завтракал, и ужинал Ваня тоже только в лагере. Во время работы хозяин постоянно подгонял Ивана и запрещал ему курить. Жадного и нудного бургомистра не любили жители деревни, а Ваня после освобождения из плена специально забежал в Цшорнау и хорошенько его поколотил.

Как-то в марте, возвратившись с работы, мы застали в казарме двух новых пленных, которых, по словам товарищей, привёл какой-то «очень солидный и с высоким военным званием» немецкий офицер. Оба пленных были очень заносчивы. Они немного говорили по-немецки и обходились почти без переводчика. Один из них был вроде москвичом, а другой точно – из Украины. Уже на следующий день после прибытия фельдфебель лично отвёл их в военный городок и устроил там портными в швейной мастерской. В ней они и проработали до конца нашего пребывания в лагере.