Юрий Владимиров - Как я был в немецком плену [litres]

Когда пребывание пленных в карантинном блоке заканчивалось, их регистрировали, заводя на них личное дело. При этом на каждого писаря заполняли на немецком языке учетную карточку. В ней записывали: фамилию, имя и отчество, вероисповедание, дату и место рождения, имя матери, гражданство (национальность), семейное положение, место последнего жительства, фамилию, имя и адрес близкого человека – для разных сообщений, в частности о смерти. Отмечалось также состояние, в каком пленный доставлен в лагерь – здоровым, заболевшим или легко раненным, но способным работать. Указывалась гражданская специальность или профессия, род войск и номер войсковой части, в которых служил пленный, и военное звание. Записывали также рост, цвет волос и наличие особых примет. Кроме того, на карточке делали (снизу справа) чернильный отпечаток указательного пальца правой руки и приклеивали фотографию пленника размером 3×4 см.

Некоторые давали о себе вымышленные сведения, главным образом потому, что боялись: вдруг о них узнают на родине и тогда могут сильно пострадать члены их семьи и близкие люди. Особенно это относилось к бывшим комиссарам и командирам войсковых подразделений. Они регистрировались под вымышленными фамилиями, с иными воинскими званиями (предпочитали называться рядовыми), указывали другое место рождения и проживания. А когда сообщали о своей гражданской специальности или профессии, то многие называли себя поварами или крестьянами, чтобы оказаться поближе к «сытой жизни» и не попасть на опасную работу близко к передовой линии фронта.

Перед фотографированием на шею вешали на бечёвке перед грудью черную фанерную доску, на которой записывали мелом личный лагерный номер. Его стирали перед съемкой другого пленного. После фотографирования следовала выдача металлического жетона с личным номером, который полагалось всегда носить надетым на шее или на руке, как часы.

После регистрации пленных направляли на вещевой склад. Там выдавали целое и чистое, но ношеное нижнее бельё с очень длинной рубашкой. Взамен тонких советских гимнастерок и брюк – галифе или полугалифе – пленные получали перекрашенные в темно-зеленый цвет старые (даже времен Первой мировой войны) немецкие и трофейные – французские, бельгийские, британские или другие – суконные мундиры и брюки, которые немцы предусмотрительно приберегли. Обычно наши люди не сменяли лишь добротные серые шинели и шапки-ушанки. Многим, однако, приходилось расстаться со своими изношенными старыми шинелями из тонкого сукна, которые зимой почти не грели. Таким же образом обстояло дело и с пилотками. Снимали и старую обувь, но вместо нее получали ботинки с деревянной не сгибающейся подошвой. Были в ходу даже деревянные колодки, доставлявшие великие муки. Пленных обеспечивали чистыми, но чаще всего заштопанными хлопчатобумажными носками и коротенькими портянками. Каждому полагались полотенца и носовые платки, а к зиме – рукавицы.

На «новую» одежду пленного наносили при помощи трафарета и кисточки желтой, а нередко и красной масляной краской несмываемые и видимые издалека буквы «SU», сокращенно обозначавшие Советский Союз. При этом буквы располагались следующим образом: на шинелях – только на спине; на мундирах – и на спине, и на левой груди; на брюках – на правом колене; на пилотках – на левой стороне. До середины 1942 года дополнительно на шинелях и пиджаках прикрепляли на спине над знаком «SU» красный треугольник, означавший, что этот человек является военнопленным. Аналогичный треугольник имелся на особых бумажных деньгах (немецких марках) разного достоинства, которые использовались, чтобы расплачиваться с военнопленными за работу. Такие деньги предназначались исключительно для покупки в лагерном киоске разной мелочи (иголок, ниток, расчесок, бритвенных лезвий, бумаги, карандашей, махорки и пр.) и торговли чем-то между собой. В 1943 году они были отменены. Зарплату в пределах от 10 до 20 марок (в зависимости от вида и тяжести выполненной работы) пленные получали раз в месяц, обычно в начале его.

Отправления в другие лагеря или на работу в составе рабочей команды (новой или уже действующей) пленные ожидали в блоке V. Здесь же иногда оказывались больные, которых требовалось перевести в лазарет или в специальный лагерь. Бывали случаи, когда отдельных военнопленных по усмотрению лагерной Особой команды (органа типа советских особых отделов), относящейся к гестапо (тайной полиции) и к SD (службе безопасности), отправляли в какой-либо другой лагерь.

Пленных, оставленных в блоке IV, использовали на работах в расположенном в 4–5 километрах городе Мюльберге, на полях возле него и на железнодорожной товарной станции. В этом блоке находился и я. Направление на работу делалось по результатам прошедшей регистрации, и ожидание занимало разное время. Назначение производилось в зависимости от заказов на рабочую силу, поступавших из различных мест Германии и вне её. Пленных направляли на угольные шахты, рудники и каменные карьеры, на строительные объекты (в том числе военные), на заводы и в сельскохозяйственные имения и т. д.

Многие военнопленные, обладавшие подходящим здоровьем, стремились как можно скорее определиться в рабочие команды, так как по месту работы был шанс получить дополнительное питание или что-нибудь своровать. Кроме того, привлекала возможность общаться с местным населением и видеть новые места.

Там, где работали пленные, усиленной охраны не было, и они могли отлучаться с разрешения мастера на непродолжительное время. Не удивительно, что в такой обстановке совершались побеги.

Немцам нужна была только здоровая рабочая сила. Поэтому в некоторых центральных лагерях пленных после пребывания в карантинном блоке направляли на работу только в том случае, если они, например, могли пробежать стометровую дистанцию.

В бараках (рис. 6) IV и V блоков имелся деревянный пол над бетонным основанием, электроосвещение, умывальник с водопроводной трубой, а также выгребной туалет, поэтому парашу в барак ночами не ставили.

Весной или осенью перед началом посевной кампании содержимое выгребных ям чем-то разжижали. После этого жижу, которая, естественно, сильно воняла, вычерпывали ведром, укрепленном на конце длинного шеста, и заполняли этой массой длинную бочку, горизонтально расположенную на специальной повозке и снабженную сзади краном. Затем лошадью или трактором повозку доставляли на поле, открывали кран и постепенно выливали всю жижу. Таким способом удобряли землю, которую предстояло чем-то засеять.

В дополнение к сказанному не могу не отметить, что в лагерях имели место случаи, когда обитатели барака, в котором появлялся какой-либо доносчик или явный прислужник немецких хозяев, этого человека убивали и тайком бросали его в глубокую яму выгребного туалета. На поверке старший барака докладывал немецкому начальству, что один из пленных совершил побег, но как это произошло, никто не видел. Разложившееся тело такого «беглеца» обнаруживали только при очистке ямы.