Михаил Кизилов - Айн Рэнд

На принудительные работы не брали с пятидесяти одного года. Розенбауму, родившемуся в ноябре 1869 года, в июле 1921-го было 50 лет, так что его тоже могли привлечь к принудработам, однако, похоже, по каким-то причинам всё же не привлекли.

В цепкой памяти Алисы Розенбаум сохранился эпизод проведения в городе «недели бедноты», в ходе которой у буржуазии изымали «излишки» для бедных евпаторийцев. Действительно, в начале 1921 года красное правительство Крыма объявило такую «неделю». Солдаты ходили из дома в дом и, если обнаруживали «слишком много» вещей, изымали их. В список излишков порой входили самые необходимые вещи, отнюдь не являвшиеся предметами роскоши. «Некоторые люди оставались лишь в той одежде, что была на них», — вспоминала Айн Рэнд. У Розенбаумов солдаты забрали единственную оставшуюся у них «бесценную роскошь» — несколько кусков мыла {186} 186 186 .

Эти действия осуществлялись в строгом соответствии с установкой на «ущемление буржуазии». Существовала даже — конечно, снабженная грифом «Совершенно секретно» — «Инструкция по производству операции в гор. Евпатории с целью изъятия излишков у буржуазии». Согласно этому документу, конфискация должна была производиться тройкой с участием председателя квартального комитета (или замещающего его лица). Изъятое имущество складывалось на подводы и в сопровождении одного из членов тройки отправлялось к уполномоченному либо складировалось в одной из комнат дома, где проводился обыск, которая опечатывалась. Излишками объявлялись предметы обихода сверх установленной нормы на человека, включавшей в себя один мужской костюм или два женских, одну пару обуви, два комплекта постельного белья, три пары носков или чулок, три носовых платка, один головной убор, летнее и зимнее пальто или шубу, два комплекта нижнего белья, два полотенца, головной платок, одеяло, подушку; продовольствие: по три фунта сахара, соли, кондитерских изделий, по фунту мыла, свечей, чая, кофе или какао, 45 фунтов муки, десять коробков спичек; 15 тысяч рублей (напечатанная цифра «50 000» зачеркнута), по одному перстню, нательному кресту и т. д. {187} 187 187

Читатель может предположить, что после национализации магазина отца и реквизиции «излишков» Алиса Розенбаум должна была возненавидеть красных и преисполниться любви к белым. Но это было не так. Для нее были одинаково неприемлемы методы и тех и других, о чем красноречиво свидетельствует высказывание, опубликованное уже после ее смерти:

«Когда он (Крым. — Л. Н., М. К.) был оккупирован Белой армией, я почти жаждала возвращения Красной армии, и наоборот. На практике между ними не было особой разницы, была лишь в теории. Красная армия выступала за тоталитарную диктатуру и власть с помощью террора. За Белой армией не стояло ничего; я повторяю: ничего. В ответ на чудовищное зло, с которым они боролись, белые не нашли ничего лучше, как провозглашать самые пыльные, банальные и пропахшие лозунги того времени: мы должны сражаться, говорили они, за Святую Матерь Россию, за веру и традиции… Пассивным и безразличным образом большинство русских людей стояли за Белой армией: они были не за белых, а только против красных; они боялись злодеяний красных… У красных был стимул — обещание всеобщего грабежа; у них было руководство и полудисциплина криминальной банды; у них были псевдоинтеллектуальная программа и псевдоморальное оправдание. У белых были иконы. Победили красные {188} 188 188 .

Рупором пришедшей к власти новой политической силы стала большевистская пресса. Сегодня трудно судить, насколько эффективно работала приведенная ниже информация, какой мог быть эффект от исполнения приказов и требований советских руководителей Крыма и Евпатории. «Всё будет нашим!» — таков заголовок одного из материалов новой газеты «Известия Военно-революционного комитета г. Евпатории и уезда». Кажется, именно в соответствии с этим лозунгом власть стала стремительно и безоглядно действовать сразу после своего утверждения в городе.

Лишь полмесяца понадобилось ей, чтобы начать последовательную реализацию политики национализации. Дачи, находившиеся около Евпатории, были объявлены достоянием трудового народа, необходимым для организации его санаторно-курортного лечения {189} 189 189 . Коммунальный отдел ожидал от ревкома разрешения немедленно национализировать имеющиеся в городе парикмахерские {190} 190 190 . Кинокомитет Евпатории национализировал кинотеатры «Модерн» и «Наука и Жизнь», которые тут же были переименованы соответственно в «I Советский народный» и «II Советский народный» {191} 191 191 . Здание I Советского (бывшего городского) театра, представлявшее художественную ценность, тоже было национализировано. К счастью, по требованию Я. А. Тугендхольда ему обеспечили охрану.

Декабрь 1920 года стал в городе временем учета и регистрации всего и вся; похоже, на практике реализовывалась мысль пролетарского вождя: «Социализм — это учет». Совнархозам предписывалось учесть запасы спирта и фруктов {192} 192 192 . К суду ревтрибунала грозили привлечь не вставших на учет в трехдневный срок владельцев магазинов, швейных и пишущих машинок {193} 193 193 . Также в течение трех дней со дня публикации приказа № 30 от 15 декабря 1920 года по отделу народного образования все лица, «у коих имеются фотографические аппараты, части их, фотографические принадлежности и материалы», должны были предоставить подробные списки во внешкольный подотдел {194} 194 194 . По каким-то неведомым обстоятельствам евпаторийцам всё же удалось отстоять право не предъявлять для учета личные фотографии, а ведь ставился вопрос и об их национализации! Нетрудно представить себе положение евпаторийских фотографов, если бы в их архивах были обнаружены, например, фотографии, сделанные во время приезда царской семьи. А такие, без сомнения, были. В библиотеке «Таврика» при Центральном музее Тавриды в Симферополе хранится уникальный альбом фотографий 1915–1920 годов евпаторийского фотографа Кирилла Афанасьева, подаренный музею его внуком, в котором легко обнаружить пустующие страницы со следами уничтоженных снимков. 10 декабря Евпаторийский уездный военный комиссариат потребовал, чтобы все частные лица в трехдневный срок явились туда с письменным перечнем предметов, подлежащих взятию на учет: велосипеды, футбол (видимо, имелись в виду футбольные мячи), турники, параллельные брусья, шесты, «кобылы» для прыганья, гири, фехтовальные шпаги и маски, диски для метания, принадлежности для лаун-тенниса и крокета. Евпаторийцам предписывалось сдать в трофейную комиссию лошадей, конское снаряжение, повозки, коляски, военное имущество {195} 195 195 . Подотдел дошкольного образования к началу декабря взял на учет армянскую библиотеку, богатейшую библиотеку караимского общества Карай Битиклиги и склад караима Аваха {196} 196 196 . Приказ отдела народного образования № 30 от 15 декабря 1920 года предписывал всем лицам, имеющим значительное собрание книг (начиная от ста штук), не позже 18 декабря предоставить во внешкольный подотдел подробную опись всех книг, но оговаривал: «В нужных случаях будут выданы охранные грамоты». Под угрозой конфискации горожанам было приказано сдать под расписку в бывшую городскую публичную библиотеку книги, принадлежащие бежавшей «буржуазии» {197} 197 197 . В то же время местный отдел Крым-РОСТА потребовал от жителей сдать газеты, журналы и другие полиграфические материалы времен Деникина и Врангеля независимо от их количества {198} 198 198 .