Михаил Кизилов - Айн Рэнд

Поезд начал двигаться. Алиса прокричала провожающим: «Когда я вернусь, я буду знаменита!» Это предсказание сбылось лишь наполовину: знаменитой она стала, а вот вернуться на Родину ей так и не удалось.

Родственники продолжали махать руками и бежать за поездом, пока тот не скрылся из вида. Какие мысли владели ими? Плакали ли они или, напротив, были счастливы, что хотя бы один член их семьи смог покинуть СССР? Об этом биографы умалчивают. Известно лишь, что позднее Зиновий Захарович сказал Анне Борисовне: «Ты только подожди! Алиса еще покажет миру, кто она такая».

Был на платформе и еще один человек, о котором умалчивают как официальная объективистская (рэндистская) историография, так и Барбара Брэнден и другие биографы. Из до сих пор не опубликованных семейных писем, хранящихся в Институте Айн Рэнд в Америке, явствует, что до Москвы Алису проводил блондин Сережа. (Известно также, что он считался ее женихом и приходил к Розенбаумам, в частности, чтобы устранять поломки в их ленинградской квартире {277} 277 277 . Позднее по непонятным причинам Алиса полностью исключила этого Сережу из своей биографии и даже не вспоминала о нем в беседах с Барбарой Брэнден. Тем не менее он, несомненно, был: как сказано выше, о Сереже, женихе Алисы, говорила ее сестра {278} 278 278 .)

Старый международный поезд Ленинград — Рига доставил будущую писательницу в столицу независимой Латвии. На вокзале Алису ждали друзья ее дяди — и вооруженные латвийские охранники. Вместе с остальными гражданами СССР, направлявшимися в Европу или приехавшими по делам в Латвию, она была этапирована в окруженный колючей проволокой лагерь на окраине города. К одежде человека, выходившего за территорию лагеря, прикрепляли массивный медный знак, указывавший, что ему дано разрешение покинуть лагерь по делам, с условием обязательного возвращения. После нескольких томительных дней в лагере Алисе, наконец, было разрешено переехать на квартиру друзей ее дяди, где она ожидала встречи с американским консулом. Ей сообщили, что в случае отказа в визе остаться в Латвии будет едва ли возможно: ее, скорее всего, депортируют в СССР.

И вот, наконец, наступил судьбоносный день. По нашим расчетам, встреча с консулом произошла между 20 и 29 января 1926 года. Можно представить себе, как Алиса волновалась. Консул оказался типичным американцем, молодым и весьма строгим. Девушка попыталась изложить ему все аргументы, которые могли бы убедить консула выдать ей желанную визу; она рассказывала ему о своей жизни в России, о друзьях, о работе, о семье… Во время своего пламенного монолога Алиса почувствовала, что всё это его не очень убеждает. Молодой человек кивал головой, а сам всё время поглядывал на какую-то бумагу, лежавшую у него на столе. Взглянула на эту бумагу и Алиса; там было написано по-английски: «Помолвлена с американским гражданином».

«Это неправда! — взорвалась Алиса. — Это ошибка! В России есть молодой человек, за которого я собираюсь выйти замуж, когда вернусь. Он попросил меня выйти за него замуж. Мы помолвлены».

Традиционно эта реплика подается биографами как ловкая выдумка писательницы. Однако архивные данные говорят о том, что, как мы упоминали, в России у нее действительно оставался жених.

Консул взял в руки бумагу и покачал головой: «Кто-то совершил ошибку. На этой бумаге ваше имя, однако эта информация о ком-то другом. Хорошо, что вы это заметили. Я уже собирался отказать вам в визе, но теперь всё в порядке».

Ошеломленная Алиса вышла на улицу. Был морозный январский день. Позднее она вспоминала:

«У меня было странное чувство, когда я покинула консульство. Как будто мои ноги не касались земли. Я шла как будто пьяная, смутно понимая, что идти по льду было опасно, но я чувствовала, что ничего страшного со мной больше не произойдет… В моей жизни было не так уж много по-настоящему удивительных мгновений. Это было одно из них».

На каком языке велась беседа? Вряд ли на английском — Алиса в то время едва ли настолько хорошо владела им, чтобы так яростно и убедительно отстаивать свою позицию. На русском? Гипотетически американский консул в Риге, в значительной степени русскоязычном городе, мог знать русский в такой степени, чтобы вести на нем собеседование. Сама писательница ясности в этот вопрос не внесла, а других свидетелей разговора не было.

В выезде Алисы Розенбаум в Америку в 1926 году свою роль сыграло несколько объективных и субъективных факторов. Во-первых, в США у нее были родственники, давшие письменное поручительство и оформившие приглашение. Во-вторых, в то время, до начала шпиономании 1930-х годов, Советский Союз еще не совсем закрыл границы для своих граждан: иногда страну можно было покинуть по частной визе. Можно вспомнить, что в эти годы Америку посещал, к примеру, Владимир Маяковский, а также Илья Ильф и Евгений Петров. В-третьих, поездка Алисы, учившейся в Школе экранного искусства, формально была полуофициальной командировкой для стажировки в кинотеатре ее американских родственников. В-четвертых, советские и западные родственники Айн Рэнд нашли деньги, чтобы оплатить ее поездку. И, наконец, последнее — каким-то чудом ей удалось убедить американского консула, что она едет в США лишь на время, а не насовсем.

Из Риги скоростной поезд доставил ее в Берлин. Там 30 января 1926 года Алиса встретилась со своей кузиной Верой Гузарчик, так же, как и она, добившейся разрешения учиться за границей и являвшейся в то время студенткой берлинского медицинского Института Роберта Коха. От этой встречи сохранилась фотография: две девушки сидят, ежась от мороза, у входа в Берлинскую картинную галерею {279} 279 279 . В Берлине Алиса провела несколько дней, по-видимому, остановившись у Веры. Кузины отметили день рождения Алисы по новому стилю, 2 февраля, посещением кинематографа. В тот день показывали «Der Wilderer» («Браконьер») — романтическую идиллию, в которой снимался Карл де Фогт — актер с внешностью героя древнегреческих мифов Адониса, — которого Алиса просто обожала. Кроме того, кто-то (видимо, не Вера) пригласил ее посетить большое театральное ревю с «полуголыми девушками и музыкой Гершвина» {280} 280 280 .

Из Берлина Алиса выехала в Париж. Там ее встретила крымская знакомая — русская эмигрантка средних лет с двумя детьми. Именно она помогла девушке осуществить первые покупки в Европе — приобрести платья, помаду и чулки. В качестве сомнительной «благодарности» за помощь и приют в Париже Айн Рэнд изобразила свою благодетельницу в качестве вульгарной женщины Антонины Платошкиной, отрицательной героини романа «Мы живые» {281} 281 281 . В Париже Алиса задержалась на несколько дней, однако французская столица, как ранее Берлин, не тронула ее сердце: