Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 2

Храбрее держит себя начальник недавно прибывшего с фронта во Ржев артиллерийского дивизиона. Это — тяжелая артиллерия особого назначения. Он решительно высказывает намерение сопротивляться.

Тогда я потребовал немедленного назначения военной охраны для банка. Генерал Голынец замялся, но начальник артиллерии предложил мне своих людей. Я охотно и с благодарностью согласился: артиллеристы были наименее развращенной в гарнизоне воинской частью.

На собрании поговорили, поговорили… Ни к чему не пришли, ни на каких мерах не остановились.

Возвращаюсь в банк — принимать необходимые меры осторожности.

Очень скоро является команда артиллеристов. Во главе — молодой штабс-капитан Сергей Сергеевич Николаев, бывший студент петербургского Технологического института.

И вдруг, с молниеносной быстротой, распространяется известие:

— Караульная рота на винном складе сдала перед осаждавшими! Склад уже во власти солдат!

Мы с Николаевым подготовляем оборону. Подъезжает верхом артиллерийский подполковник. Проверяет принятые меры.

— Не поставить ли у вас пулемет?

Я поддерживаю эту мысль. Но подполковник заколебался.

— Пожалуй, зря пропадет пулемет… Против солдат никто из артиллеристов стрелять не станет.

— Никак нет, будем!

— Но кто же?

— Я, господин полковник! — взял под козырек Николаев.

Подполковник пообещал прислать пулемет, но не прислал.

Поднимаюсь в служебный кабинет, велю созвать всех низших служащих.

Собрались.

Указываю им на происходящее в городе и на возникшую для банка опасность. Теперь все ложится на них, на охрану:

— Никогда еще в Государственном банке не бывало такого срама, чтобы честные банковые служащие, которым поручено охранять достояние народа, сами попользовались награбленным! Ничего нет зазорного в том, чтобы в подобающее время и выпить. Но для нас будет стыдом, позором, если кто-либо попользуется краденой водкой.

Просил их поддержать нашу честь и воздержаться от соблазна — не пить все то время, пока в городе происходит пьяный погром. А когда все утихнет, — в добрый час!

— Обещаете ли вы мне это?

— Так точно!

— Обещаем, господин управляющий!

В подавляющем большинстве они, особенно солдаты, честно исполнили свое обещание. Не сдержались только двое: наш электротехник да один из грубых мужиков — ржевских банковых сторожей.

Ночью начался кошмар.

Дорога к винному складу от князь-дмитриевской стороны, где помещалась в бараках большая часть гарнизона, шла мимо нашего банка, как раз под окнами моей квартиры.

Потекли две солдатские реки. Одна — от казарм к складу; другая, нагруженная награбленной водкой, — обратно в казармы.

Около полуночи телефонирую Крамареву.

— Он уже лег.

— Пожалуйста, побеспокойте все же его, попросите к телефону.

— Алло! Это вы, Всеволод Викторович?

— Это я! Простите, что поднял вас с постели. Сами понимаете, как серьезно положение. Что же вы думаете предпринять дальше? Ведь скверно…

— Скверно? А что такое?

— Да со складом же!

— Разве что-нибудь случилось?

— Да вы что же, разве не знаете? Ведь уже несколько часов идет погром.

— Что вы? Да неужели? А мне никто ничего не сказал…

Разговаривать дальше было бесполезно. Хорошие же порядки у новой власти. Да и что может сделать старшее начальство, если подчиненные считают излишним даже осведомить его о погроме.

Спускаюсь в семью, вырабатываем план действий на случай нападения. Ворота и вход в банк на солидном запоре и охраняются и нашим, и военным караулом. Нападение пьяных может произойти только через окна моей квартиры, занимающей весь нижний этаж. И оно произойдет, вероятно, в мое отсутствие. Сговорились, что жена, по тревоге, наденет простонародное платье, дочь девушка — одежду реалиста, сын — в естественном виде. Выйдут из банка через малозаметную калитку в глухой части двора, в поле. А там — что бог даст.

Всю ночь движется непрерывный людской поток. Тридцать тысяч солдат, не смыкая глаз, тащат свою добычу. Сначала несут штофы и более мелкую посуду в руках, заполняют ею карманы. Этого оказывается мало: штофы связывают за горлышки веревкой, и такие гирлянды перевешиваются через плечи до ног. Но и этого мало, уносят ведь и другие, жадность и зависть… Солдаты снимают штаны или кальсоны, связывают внизу. Образующиеся мешки заполняют посудой с водкой. Полуголые, но сгибаясь под тяжестью добычи, тянутся к себе в казармы. Отнесут партию и вновь спешат на грабеж.

Иные, совсем уже пьяные, не выдерживают, сваливаются. Падая с бутылками, разбивают их. Валяются, с голыми ногами, в лужах водки. Встать уже не могут, только барахтаются в загрязнившейся жидкости.

А мимо струится людской поток, не озираются на барахтающихся… Времени нет, надо нести еще и еще…

Изредка проскачет по улице разъезд казаков, они еще крепятся. Выстрелят для острастки в воздух. Грабители, при виде казаков, шарахаются в сторону. Падают на свои бутылки, слышен звон стекла. Но казаков слишком мало, да и действуют они вяло.

Тяжелая ночь, глаз сомкнуть не привелось. Нас, однако, пьяные пока не трогали. Только один солдат запустил пустой бутылкой в окно моей квартиры, выбил стекло.

Начало светать. И в туманном рассвете мерзки были пьяные фигуры, особенно — с голыми ногами и мешками из штанов, с высовывающимися из них горлышками штофов.

И всюду, точно трупы после сражения, пьяные недвижные тела в лужах.

Но только одних солдат… Ни горожан, ни рабочих к складу не подпускают. Водка — добыча только солдат, делиться ею они не желают.

Рассвело, настал день. Но улучшения не пришло. Казаки, наводившие в начале ночи если не порядок, то страх, — исчезли.

Поток солдат по-прежнему льется мимо банка все тою же непрерывной струей. Бледные, невыспавшиеся пьяные лица. Несут и несут водку, хранящиеся запасы еще далеки от истощения.

Пьяные крики. Возгласы, матерная ругань…

Редко кто из офицеров пытается бороться. Офицер-артиллерист Литвинов геройствует: нападает на солдат, вырывает штофы, бьет их о землю… Солдаты рычат, но руки на офицера еще не подымают. Напрасное геройство!

Хмурые стоят артиллеристы за железной решеткой ворот. Их дразнят проходящие солдаты:

— Товарищи, нате и вам водочки! Попейте!

Держатся сначала артиллеристы. А потом — не выдерживают.

Солдат нашей охраны меня останавливает:

— Господин управляющий, у нас неблагополучно. Артиллеристы стали принимать водку через ворота.

Говорю об этом Николаеву. Он как раз, вместе с пришедшим ему на помощь Литвиновым, спускались к нам на обед.

— Я сейчас, — говорит С. С.

Долго отсутствует. Мы тревожимся. Возвращается, наконец. Ничего не рассказывает, но очень бледен.