Юрий Кобаладзе - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Инцидент был действительно исчерпан и оставался таковым свыше семи лет. Пресса бросила меня, как раскаленный кирпич. В свете последующих событий легко обвинять Макмиллана, а вместе с ним и правительство в том, что они выдали мне свидетельство о благонадежности. Но это не их вина. Никто из правительства и особенно из службы безопасности не хотел делать публичное заявление в 1955 году. Доказательства были неубедительными, против меня не могли выдвинуть формального обвинения, но и не хотели полностью меня оправдать. Им пришлось, тем не менее, открыто высказаться из-за шума, поднятого плохо информированной широкой прессой, а также из-за глупой промашки Маркуса Липтона.

Особую ответственность за это грандиозное фиаско несет пресса Бивербрука. Именно она из-за дурацкой вражды Бивербрука с Иденом и Министерством иностранных дел начала и продолжала, то и дело совершая просчеты, выступать на эту тему. Было бы интересно сравнить расходы нашей дипломатической службы за рубежом с тем, сколько «Дейли экспресс» потратила на поиски обрывков информации о деле Берджесса — Маклина. Но нет худа без добра. Я должен благодарить Бивербрука за семь лет спокойной жизни и за возможность продолжать дело, которому посвятил жизнь.

Перевод М.Ю.Богданова

Спасибо за теплые слова в мой адрес, дорогие друзья!

Приглашение выступить с лекцией в этом коллективе явилось бы для меня большой честью в любое время, но особенно почетно это в нынешнем, 1977 году.

Это год принятия новой Советской Конституции. Год 60-летия Октябрьской революции.

Среди всей своей кипучей деятельности — создания ЧК, налаживания работы железнодорожного транспорта, забот об урожае, срочных выездов в Грузию для урегулирования возникших там беспорядков — Дзержинский находил время покровительствовать развитию спорта. В связи с этим позволю себе напомнить, что в 1977 году проводится 40-й чемпионат СССР по футболу. {В зале удивлены неожиданным поворотом, затем раздается смех.)

Итак, нынешний год навсегда останется в памяти каждого из нас. У меня к тому же есть глубоко личный повод запомнить его до конца жизни. В этом году я впервые посетил штаб-квартиру советской разведки. Добирался я сюда долго. Дорога моя началась в лондонском парке, в солнечный полдень более 43 лет назад. И на этом длинном пути мне довелось побывать в штаб-квартирах целого ряда спецслужб несколько иной окраски. У меня были официальные пропуска в штаб-квартиры семи ведущих спецслужб: четырех британских — СИС, УСО, МИ-5 и Правительственной школы кодирования и шифрования; трех американских — ЦРУ, ФБР и Агентства национальной безопасности. Теперь я моту сказать, что успешно проник в восьмую по счету крупную разведывательную организацию. (По аудитории проносится гул замешательства, как будто в преддверии надвигающегося скандала. Филби делает ощутимую паузу, испытующе оглядывая напрягшийся зал.)

Излишне говорить, что здесь я испытываю совершенно иные чувства. Там я находился в окружении волков; а здесь я знаю, что вокруг меня друзья, коллеги и соратники. {Бурные аплодисменты.')

Вы все, друзья, являетесь высококвалифицированными офицерами разведки. Более того, вы владеете такими методами ведения разведывательной и контрразведывательной работы, о каких в период моей активной деятельности мы и не слышали. Поэтому, с вашего позволения, я не буду подробно останавливаться на технической стороне современной разведработы. Я бы предпочел сосредоточить внимание на личных аспектах моей профессиональной карьеры и, отталкиваясь от них, попытаться предложить некоторые идеи.

Скажу несколько слов о том, что мною двигало.

Осенью 1929 года, когда мне было 17 лет, я поступил в Кембриджский университет. Было это всего за несколько недель до краха на Уолл-стрит, ознаменовавшего начало наиболее серьезного и всеобщего кризиса капитализма.

Я не могу дать вам убедительной картины интеллектуальных установок, которых я тогда придерживался, по той простой причине, что моя интеллектуальная позиция в ту пору еще не сформировалась. Но в эмоциональном отношении я уже был на стороне бедных, слабых и обездоленных в их противостоянии богатым, сильным и беспринципным. А вы наверняка знаете, что в Великобритании той поры было много беспринципных, самоуверенных людей. Великобритания была центром величайшей в мировой истории империи и еще могла разговаривать более или менее на равных с Соединенными Штатами.

Я не знаю, откуда у меня появилось сострадание к слабым. Возможно, сработали гены. Мой отец, несмотря на свою известность крупного ученого-ориенталиста, был весьма эксцентричным человеком: еще в 1924 году он покинул правительственную службу в знак протеста против сионизма.

Лично мне кажется, что на формирование моих убеждений повлияло отношение к религии. С самого раннего детства — с четырех или пяти лет — я воспринимал христианские идеи — Бога, Христа, Троицы, Воскресения и пр. — не более чем сказку. Помнится, еще в детском саду я ввел в замешательство свою бабушку, заявив ей, что Бога нет!

Поскольку идея христианства проходила красной нитью в процессе моего образования, нельзя исключить, что отрицание ее внесло существенный вклад в то, что я стал отрицательно относиться и к обществу, в котором жил. Как бы там ни было, одним из первых моих шагов в университете было вступление в Общество социалистов Кембриджского университета (ОСКУ). Недавно мне напомнили, что Дзержинский тоже вступил в политическую жизнь в семнадцатилетнем возрасте. Но на этом, боюсь, сравнение и заканчивается!

Вполне естественно, я поддерживал лейбористскую партию, находившуюся тогда у власти. Я наивно ожидал от нее действий, выдержанных в духе социалистических идей и направленных на разрешение все возраставших проблем — безработицы, низкой оплаты труда и т. д. Но происходило все наоборот. Положение рабочего класса продолжало ухудшаться, в то время как аристократия и буржуазия по-прежнему наслаждались, грабя империю. А когда летом 1931 года финансовый кризис достиг своего апогея, лидеры лейбористов, предав дело социализма, вступили в альянс с консерваторами и либералами, образовав так называемое «национальное правительство». Меня это сильно шокировало — и не только меня. Многих из нас это подтолкнуло к пересмотру всех наших идейных установок. Расширились ряды и деятельность коммунистической фракции в ОСКУ — и меня повлекло в эту сторону. С помощью коммунистов я открыл для себя Маркса, а через него, в свою очередь, познакомился с трудами Энгельса, Ленина и многих других авторов: Розы Люксембург, Бабеля, Каутского, Плеханова и других.