Александр Холин - Игемон

Гитлер как личность, со всеми своими сильными и слабыми сторонами, всегда очень интересовал Иосифа Виссарионовича и понятно, что такая поразительная осведомлённость поднимала в глазах вождя престиж и влияние самого Лаврентия Павловича. Поэтому свой ценный источник Берия сохранял для «личного пользования» даже после того, как в 1946 году органы госбезопасности, а вместе с ними и разведка НКВД вышли из его подчинения.

Безопасность Чеховой гарантировало ещё и то, что поступавшая от неё информация не шла ни в какие секретные разведывательные сводки, а ложилась только на стол Берия. Образно говоря, это было «подглядыванием в замочную скважину», о котором, как утверждает Серго Берия, никто не знал даже в Политбюро.

Интерес товарища Сталина к личной жизни Гитлера диктовался не столько любопытством, сколько стремлением лучше узнать своего врага, чтобы предвидеть, предсказать и упреждать его действия. Информируя об этом, Ольга Чехова, сама того не подозревая, действительно влияла на сферы, относящиеся уже к большой стратегии.

Главное, на что обращал внимание Иосиф Виссарионович в донесениях, — это заключения врачей о состоянии здоровья Гитлера, о диагнозах и прогнозах течения его болезней. Донесения Ольги Чеховой об ухудшении здоровья фюрера были хорошими известиями, подкреплявшими уверенность в победоносном исходе войны.

Зимой 1941 года, после поражения под Москвой, когда стало ясно, что блицкриг окончательно провалился, Гитлер стал постоянно жаловаться на слабость, тошноту и озноб. После Сталинграда дают о себе знать новые психогенные расстройства: непереносимость дневного света, потеря равновесия. С началом 1943 года признаки деградации у Гитлера нарастают с катастрофической быстротой, и к концу войны он превратился в дряхлую развалину.

По-разному складывались судьбы разведчиков-нелегалов после окончания войны — одни были отозваны в Москву, другие продолжали жить под прежними вымышленными фамилиями.

На долю Ольги Константиновны Чеховой выпал третий вариант. Ещё до полного падения Берлина к ней явились офицеры «Смерша» и, дав час на сборы, отвезли на самолёте в Москву, где начались многочасовые допросы. Однако, как подчёркивала Ольга Константиновна, приёмы носили только официальный характер. Никаких особых отношений или интимных связей с видными нацистами у неё не было. А когда душа человека чиста, то и чувствует он себя спокойно.

Хотя, какое спокойствие может быть при «общении» с большевиками?

Чехова объясняла следователям, что «разоблачительные» материалы о ней на эту тему, появляющиеся в Германии, являются всего лишь попытками скомпрометировать её в глазах русских со стороны завистников и недоброжелателей.

Время шло, руководство «Смерша» торопило следователей, а дело Ольги Чеховой как «пособницы фашистов» не складывалось. Хотя оно могло быть закрыто буквально в пять минут, стоило актрисе попросить связать её со всесильным тогда Берия, от которого во время войны ей не раз передавали благодарность за ценную информацию.

Но без разрешения руководства разведчик не имеет права себя раскрывать, и Ольга Константиновна следовала этому правилу, продолжая играть роль далёкой от политики наивной артистки. Руководство «Смерша» оказалось в затруднительном положении: доказательств «пособничества» Чеховой Гитлеру не было. Но и отпускать её не хотелось. А вдруг обнаружится что-то новое?..

И всё-таки Ольгу Чехову отпустили с миром, хотя это было не в правилах чекистов. Правда, по возвращении в Германию жизнь пришлось начинать сначала. Поселившись в Мюнхене, знаменитая актриса основала косметическую фирму, которая со временем стала ведущей в отрасли.

Но это произошло уже после убийства Лаврентия Павловича. И тогда, в арестантской камере Алёшкинских казарм, он недаром вспоминал одного из лучших своих агентов, продолжавших работать и после окончания войны.

После Победы её связи и контакты активно использовались советской разведкой. Не случайно в 1946–1951 годах с ней регулярно встречался начальник внешней контрразведки МГБ генерал Утехин, а в 1953 году в Германию для конспиративной встречи с Ольгой Чеховой выезжала полковник Зоя Рыбкина, ответственный сотрудник Главного управления КГБ, занимавшегося внешней разведкой.

Лаврентий Павлович в который раз «прокручивал» прошлое и пытался обнаружить в своих делах ту притаившуюся червоточину, которая привела впоследствии к довольно незавидному концу, но пока не мог найти ответа, поскольку человеки — не ангелы. Ведь даже ангелы ошибаются. Скажем, тот же Денница и сонм его приверженцев никогда бы не были свергнуты в преисподнюю, то есть на землю, если бы не ошибались. Что же говорить о людях? А теперь бесы куролесят в нашем мире и своего предводителя называют князем воздушным. Вот люди до сих пор и не разберутся — кто в доме хозяин, есть ли он вообще, и постоянно кидаются то в одну, то в другую сторону.

Собственно, никакого конца ещё нет, но в этом сомневаться не приходится, ибо пребывание в Алёшкинских казармах говорит само за себя. А было ли ошибкой создание атомного щита для Советского Союза? Вряд ли, потому что когда-то гений ХХ века, славянин Николо Тесла тоже изобрёл луч смерти и не преминул испытать его действие в районе Подкаменной Тунгуски. Правда, он поступил по-другому. Оценив результаты действия новейшего оружия, изобретатель понял, что никому из смертных нельзя давать в руки такую машину уничтожения — тогда несомненно будет ликвидирован не только мир живущих, но и вся планета. Берия сам участвовал в одной из экспедиций в район взрыва на Подкаменной Тунгуске и своими глазами видел, какое действие может оказать электрический эфир на окружающий мир.

Правда, почти сразу же средства массовой информации Государства Российского и Соединённых Штатов Америки пустили в народ слух о вторжении межпланетного тела, в частности метеорита, который взорвался над почти безлюдной тайгой, но взрыв превосходил все мыслимые и немыслимые энергетические мощности. Впоследствии Лаврентий Павлович мог сопоставить взрыв над Подкаменной Тунгуской со взрывами над Хиросимой и Нагасаки, но происшествие в сибирской тайге всё равно было в две с половиной тысячи раз сильнее обоих атомных взрыва в Японии.

Утро 30 июня (17-го по старому стилю) 1908 года, казалось, не предвещало ничего необычного, и вдруг… Не совсем проснувшееся сибирское небо, где ещё не исчезли ночные звезды, и бледный ранний месяц болтавшийся над горизонтом, разрезало яркое ослепительное пятно с длинным огненным хвостом. И в 7 часов 17 минут по местному времени в бассейне реки Подкаменная Тунгуска раздался взрыв, а может, серия взрывов, возвестивших людям, что в их сонном царстве уже не будет покоя.