Максим Капитановский - История рока. Во всём виноваты «Битлз»

«До 1974 года страна наша была колонией Португалии. Португальцы нахально заасфальтировали в городах дороги, провели электричество, обустроили телефонную сеть и понастроили на океанском побережье роскошных туристических отелей — видел, наверное, сейчас от них одни коробки бетонные остались.

Народ в деревнях да джунглях бедно жил, но справлялись. А в городах совсем нормально — при домиках и при работе.

Потом ваши «врачи», которые «по зову сердца» приехали с эпидемиями бороться, стали при каждом удобном случае народу объяснять, что нельзя рабами жить и надо бы социализму подбавить. И так они к 1974 году народ затюкали, что тот расправил плечи, сорвал многовековые оковы и уволил пожимающих плечами португальцев без всякого содержания.

Первые три дня хорошо было. Приятно, конечно, оковы сбросить, но вот потом лажа началась: то на электростанции винтик открутился, то в каком-нибудь отеле унитаз забился — нужен португальский специалист. А их-то народ прогнал. Ваших, естественно, понаехало видимо-невидимо, но все больше «врачей», а они в «электрических» винтиках не особо рубили — все норовили растить национальные кадры да политзанятия проводить.

Хорошо, что народ наш от природы смекалистый, сразу правильную линию выбрал: как что-нибудь сломается — тут же на помойку, как в отеле канализация забарахлит — бросай его к нашей чертовой мозамбикской матери. Пусть стоит немым памятником колониализма, эдаким укором проклятому прошлому.

Через некоторое время нечто вроде голода наметилось. Ваши-то продуктов и машин нам много подкидывали, но нашлись и у нас нечестные люди, стали это все присваивать. А ООНы и «Юнески» всякие не могли спокойно на наши успехи смотреть и тоже стали продовольствие и другую гуманитарную помощь присылать. Ты уж извини, но тут ваши прокололись немножко. Сбросят, бывало, с вертолетов мешки. Мешки как мешки. С макаронами. И написано на них: «ГОСТ № 2093/176.2320». Только очень знающие колдуны в джунглях могли разобраться, что это — помощь от братского советского народа. А вот ушлые да подлые капиталистические коршуны на каждом своем мешке нахально выпечатывали: «Подарок мозамбикским братьям от жителей ЮАР» или «Дорогому народу Мозамбика от США», а то и «Людям доброй воли от людей очень доброй воли».

Где уж нашим во всем этом разобраться, и случилась война. Вялая такая, продовольственная. Как прослышат, кому положено, в какую деревню гуманитарную помощь подбросили, так пойдут туда и отберут, а те потом у них.

Правительство тоже качается. Позвонят в ваше посольство: «Срочно нам пять «газиков», шесть «уазиков» и тридцать черных «Волг». А то к американцам пойдем».

Ваши испугаются, с Москвой свяжутся, и «пожалуйте бриться»: в тот же день летит самолет «Антей».

Но, конечно, и Мозамбик в долгу не остается: каждый год по нескольку тонн орехов кешью вам отправляем, как в прорву. Что вы там с ними делаете? Едите, что ли?

И еще мы вам разрешаем у наших берегов креветок ловить, а то развелось их, тварей, — никакого спасу нет. Сколько у тебя времени до концерта осталось? Пойдем, кое-какие достопримечательности покажу».

Мы пошли с ним вдоль океана в сторону бывшей курортной зоны. Он показывал американское посольство, красивые дома состоятельных граждан и даже резиденцию президента, но, конечно, издали.

— Раньше у нас для белых прямо рай был, — продолжал он, покуривая, — как увидит наш на улице белую компанию из ресторана, на другую сторону вежливо переходит. Те тоже не забижали: пройдут — как бы не заметят. А какой народ был честный! Страшно честный был народ. Оставишь, к примеру, на улице сумку с деньгами — никто пальцем не тронет, правда, только некоторое время. Ну, а уж если кого черт попутал, то будь любезен вон к тому столбу.

Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал. Там посреди пляжа красовался крепкий деревянный столб, с одной стороны полуохватываемый чем-то вроде развалившихся трибун для зрителей.

— Вот за любой проступок — на сутки к столбу.

— Что, и за убийство тоже? — поразился я.

— Убийства раньше редко случались, но и за убийство — все равно к столбу.

— А если жена мужу изменила?

— К столбу!

— А если?..

— К столбу, к столбу, к вот этому позорному столбу.

Я прямо восхитился демократичностью и гуманностью бывших мозомбикских законов и представил себе, как провинившегося преступника привязывают с утра к столбу, как собираются зрители, позорят его как могут, как ему делается нестерпимо стыдно, как прячет он от соплеменников свои бегающие глаза и уже больше никогда-никогда…

Вот насчет «никогда-никогда» — тут я оказался совершенно прав, потому что через несколько часов начинался прилив, океан доходил несчастному, привязанному к столбу, аж до шеи, а зрители кровожадно следили за выражением его лица в то время, как его под водой заживо пожирали морские рачки и моллюски.

Да, пожалуй, тогда и деньги можно было оставить где ни попадя.

Мы уже вернулись назад к гостинице.

— Вот так и живем — не тужим, — сказал, вздохнув, мой проводник, — совсем богов позабыли, обычаи предков не чтим, а вообще, мой дед, царствие ему небесное, к вашей стране хорошо относился. Занятный был старикашка, все песенки пел. Ну, давай прощаться, а то твой автобус вон стоит.

— Счастливо, — говорю, — спасибо большое. Как же зовут тебя, хороший человек?

— Зовут? А так же, как всех и зовут: Хорст Майер Диего эль Мокамбо.

И он удалился, бормоча: «Проблема, ох и проблема же».

Подумаешь, Хорст Майер Диего! И покруче бывали варианты.

Вот однажды в столице одной из солнечных среднеазиатских республик сидим между концертами в раздевалке Дворца спорта. Жара страшная, кондиционеров, конечно, никаких, ребята устали, сняли душные концертные одежды и отдыхают, пардон, в одних трусах.

Заходит местный деятель в строгом черном костюме.

— Тут, — говорит, — наш самый главный комсомолец республики желает с «Машиной времени» познакомиться. Это ничего, что вы в таком виде, мы не чурки какие-нибудь, все понимаем.

Желает — так желает. Ребята говорят: «Просите!»

В сопровождении еще шестерых «костюмов» заходит невысокий, худенький, тянет узкую ладошку: ЗАВГАР.

Ну что ты будешь делать! Тут даже самые выдержанные отрекомендовались: ГЛАВВРАЧ, СОВДЕП, ЗАМПРЕД и т. п.

Новый год мы справили в буквальном смысле слова под пальмами. Толпы народа, гуляющие по набережной без пяти двенадцать, развлекались тем, что бросали друг другу под ноги маленькие бомбочки, взрывающиеся безопасно, но громко. У нас был концерт в одном из дорогих клубов на набережной, и во время частых перерывов я выскакивал в толпу повеселиться и напугаться бомбочками. Страшно не хватало снега. К счастью, дня через три мы уже уезжали.