Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

— Вам ведь не адъютант, Евгений Густавович, нужен, а переводчик, чтобы вы могли понимать население.

Вейденбаум был недоволен и, как потом оказалось, не совсем без основания. Поехавший с ним переводчик ему вовсе и не понадобился. Ревизия была произведена, как мне рассказывал Векилов, следующим способом:

Вейденбаум в торжественной обстановке, сопровождаемый почетным конвоем, пронесся по округу до Закатал — прямо в крепость, где проживал в казенном доме начальник округа. Остановился он в квартире Гайковича.

Жалобщики тотчас хлынули с прошениями к «генералу», присланному самим наместником, но… их встретили штыки часовых у ворот крепости. Никого к Вейденбауму не допустили. Если же жалобщики пытались обратиться к ревизору вне крепости или в пути, Вейденбаум отказывался с ними говорить:

— Я не уполномочен наместником на прием прошений.

Население недоумевало. Ревизия заключалась только в разговорах Вейденбаума с Гайковичем.

Возвратившись в Тифлис, Вейденбаум подал наместнику доклад о произведенной ревизии. Оказывается, в округе все благополучно, лишь мутят революционеры из интеллигенции, которые всегда начальством недовольны. Никаких жалоб ревизор не получил. Действия же начальника округа полковника Гайковича ревизор признал безукоризненными и заслуживающими всякой похвалы.

Воронцов-Дашков успокоился.

Но не успокоилось население округа. Напротив, судя по значительному увеличению числа жалоб, положение стало еще острее. Очевидно, местные власти, ободренные результатами ревизии, осмелели в своих злоупотреблениях.

Положение в округе действительно создавалось запутанное.

Закатальский округ считался в то время сильно угрожаемым по революции, по крайней мере, на основании донесений Гайковича. Без сомнения, это было сильное преувеличение. Причина же беспокойства заключалась в том, что в Закаталах, как уже упоминалось, был поставлен штрафной батальон из матросов Черноморского флота, причастных к восстанию в 1905 году лейтенанта Шмидта. Таких батальонов, после подавления восстания, было сформировано несколько.

Позже мне привелось ознакомиться с частью офицерского состава этого батальона. Те, с кем я имел дело, произвели крайне тягостное впечатление. Это были добровольцы, пошедшие по вызову выводить у матросов революционный дух. Я знал, конечно, не всех офицеров батальона — быть может, были и лучшие, — но я видел между ними злобных и жестоких дегенератов. Командовавшего батальоном полковника Федорова я встречал мало; знал только, что он очень дружен с Гайковичем и действует с ним заодно.

Несомненно, что обращение офицеров с матросами было излишне жестокое, и это привело к кровавой расправе. Один из солдат-матросов застрелил старшего офицера подполковника Добровольского. Убийца не сумел скрыться, был пойман и казнен; заодно поплатился еще ряд матросов [577].

Все это содействовало озлоблению батальона, и это прямо читалось на лицах матросов. Тем не менее такое настроение батальоном и ограничивалось. Никаких корней в совершенно чуждую и не понимавшую их горскую среду оно пустить не могло.

Чисто революционное настроение в округе все же было, но совершенно иной природы и притом исключительно в среде армян. У армян существовала боевая революционная организация «Дашнакцутюн», до недавнего времени ставившая своей задачей освобождение турецких армян. Но в последнее время, благодаря излишне армянофобской политике бывшего главноначальствующего на Кавказе князя Голицына, произведшего весьма озлобившее всех армян отобрание у них церковных имуществ, эта партия изменила свою программу и заняла враждебную и боевую позицию также и в отношении России. Кадры дашнакцаканов в Закаталах были достаточные, но особенно острой политики здесь они не проявляли.

В среде же коренного населения острота положения вызывалась развитием местных разбоев. Эти разбои были извечным злом в округе, ибо почва для них была благоприятная. Легко было укрыться, после грабежа, в малодоступных лесах, а в случае дальнейшей угрозы со стороны полиции перейти в горы Дагестана и там исчезнуть бесследно. Поэтому грабежи на дорогах Закатальского округа давно уже стали заурядным явлением. По какому-то молчаливо создавшемуся в среде разбойников закону, они не трогали русских, особенно же — должностных лиц, а грабили по преимуществу армянских купцов и более зажиточных местных жителей.

Конечно, с разбойниками велась постоянная борьба, с помощью местной полицейской стражи. С ними усердно воевал и Романовский, привлекший к участию эскадрон драгун. Об этом еще придется говорить. Но Гайкович с Атамалибековым применили другую систему: не прямой бой с разбойниками, а репрессии против населения в виде действительных или мнимых родственников разбойников и их укрывателей. Эта мера, неумеренно применяемая, чрезвычайно осложнила положение, и многие из жителей оказались под двойным ударом: с одной стороны, на них давила администрация, требовавшая содействия по уничтожению шаек, с другой же — разбойники сводили счеты с семьями тех горцев, которые добровольно или вынужденно оказывали содействие против них администрации. В результате постоянно возникали кровавые расправы.

Отсюда возникли и нездоровые явления. Агенты администрации, пользуясь преимущественными правами, создававшимися военным положением, нередко сами, по существу, просто разбойничали: вымогали, грабили невинное население, насиловали у них женщин и т. п. Все это сходило безнаказанно благодаря темной природе, покровительству руководившего борьбой с разбойниками Атамалибекова, которого народ просто звал Сейфулой. На грозного Сейфулу, как учил опыт, управы в Закатальском округе не было, ибо Гайкович на все смотрел его глазами.

Особенно обострилось положение в самом западном и самом многолюдном и богатом из участков — в Белоканском. Этот участок, вместе с тем, наиболее изобиловал разбойниками, большинство которых базировалось на селении Ковахчель, давно известном своим пристанодержательством [578]. В этом участке вся фактическая власть была в руках ставленника Сейфулы, белоканского старшины Абдула-Гадиса. Будучи правой рукой Сейфулы, постоянно и непосредственно с ним соприкасавшийся, а главное делившийся с Сейфулой плодами своих поборов, Абдул-Гадис с пренебрежением относился к начальнику участка поручику милиции Измайлову и в деловом отношении мало с ним считался. В глазах же населения Абдул-Гадис считался всемогущим, хотя оно этого старшину ненавидело и еще недавно устроило взрыв порохом сарая с его награбленным добром.

Поездка Вейденбаума ничего не разъяснила и ничему не помогла. Снова в военно-народную канцелярию посыпались на имя наместника жалобы. Как это делалось по трафарету, по жалобам спрашивали объяснений у начальника округа. Гайкович, ободренный результатами ревизии Вейденбаума, принял вызывающий тон. Отказываясь давать объяснения, он обиженно написал наместнику: