Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Имеется в виду путешествие военного фрегата «Паллада» под командованием вице-адмирала Е. В. Путятина, секретарем которого состоял И. А. Гончаров, в 1852–1854 гг.; см.: Гончаров И. А. Фрегат «Паллада». Очерки путешествия: В 2 т. СПб., 1858.

«Одесский листок» (Одесса; 1880–1917) — ежедневная газета.

Gaudeamus igitur ( лат. будем веселиться) — студенческая песня (гимн), впервые появившаяся в печатном виде в 1776 г., переложена П. И. Чайковским в 1874 г. для мужского хора и фортепиано.

Неточность: временное одесское генерал-губернаторство было упразднено в 1889 г.

То есть имевшим либеральные взгляды.

Коло (в Болгарии — хоро) — южнославянский народный танец-хоровод.

В. В. Стратонов не совсем точно передает текст стихотворения О. Я. Пергамента «К студенчеству», которое записал в дневнике 1 декабря 1888 г.:

Так называли студенческие монархические организации, возникавшие в высших учебных заведениях с 1901 г., которые выступали против политической деятельности, забастовок и срыва занятий студентами.

Ср. с дневниковой записью В. В. Стратонова от 18 сентября 1889 г.: «Дело происходило так: один студент, математик IV курса, по фамилии Ярошевич, личность к себе не располагающая, напечатал в газете следующее объявление: „Нет больше двоек! Студент, применяя новейшие научные методы педагогики, исправляет самых ленивых учеников и внушает им любовь к наукам и занятиям; за успех ручается. Университет, Л. И. Ярошевичу“. На это безобразное объявление обратил внимание фельетонист „Одесского листка“ Оса (Фрейденберг) и поднял на смех в своем фельетоне Ярошевича, сравнивая это объявление с аналогичным: нет более клопов etc. Ярошевич, не посоветовавшись ни с кем из людей более или менее умных, в ответ напечатал письмо в газете „Новороссийский телеграф“, газете с крайним юдофобским направлением, в котором нападает на личность Осы, не давая толковых возражений. „Одесский листок“, орган крайне юдофильский, отстреливается опять письмом, подписанным студентом Вортом, одним из самых несимпатичных студентов университета, в котором (письме) Ворт разражается руганью против Ярошевича» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 3. Л. 223–224).

Вслед за этим «Новороссийский телеграф» напечатал письма еще двух студентов, один из которых, рассуждая об антисемитизме, утверждал, что им «заражен и Запад», от него «не могут отделаться и люди зрелые, взрослые; чего же требовать от студентов?» Тогда же в ресторане Брунса кутившая компания с участием Ярошевича, заметив вошедшего в зал еврея-студента, стала кричать «Долой жида!», о чем тот пожаловался в университет. Все это «сильно возбудило» противоборствующие «партии», причем Стратонов, полагая, что нельзя разделять студентов по национальности, хотя и дружил со своим однокурсником В. Ф. Каганом (когда некий Хвития назвал его «жидом», он демонстративно прекратил с ним общаться), тем не менее еще 5 февраля признавался в дневнике: «Каган предложил мне зайти в то семейство, где он живет, — семейство еврейское, но я, благодаря своему юдофобству, не мог пересилить себя и не зашел» (Там же. Л. 164). Поскольку же из‐за избиения еврея правление университета затребовало у студентов письменные показания, Ярошевич и его сторонники заявили, что «еврейство одолело студентов, евреи постоянно мутят, возбуждают к непозволительным проступкам, укрывают в своей среде различных подлецов и пр., и пр., а потому в высшей степени желательно, чтобы евреи не принимались сверх процентной нормы». В итоге, возмущался Стратонов, «последовало распоряжение министров народного просвещения и внутренних дел об удалении 13 человек из университета и о высылке их из градоначальства», и 18 ноября исключенных студентов, включая Кагана, «заставили дать подписку о не входе в университет» и выезде в течение трех дней из Одессы (Там же. Л. 234–235).

Лихвенные (устар. ) — очень большие, ростовщические.

Вскоре после этого Феофан был уволен от службы. Очевидно, не оправдал поручения.

Ректор С. П. Ярошенко был из‐за этих беспорядков вскоре лишен ректорских обязанностей.

Ср. с дневниковой записью В. В. Стратонова от 6 декабря 1889 г. о событиях 20 ноября: «Наконец, кто-то, кажется Попов, предложил идти на традиционную площадку перед актовым залом и этим начать волнения. Уже двинулись было, но я громко стал останавливать, взошел на скамью и советовал сделать сначала все возможное для облегчения их [исключенных из университета] участи, а в случае неудачи начинать беспорядки. Меня поддержали другие, и на один час удалось остановить волнения. Отправили депутацию к ректору из студентов Иващенко, Солухи и Титорова (перешедшего открыто на сторону героев трактиров) для выяснения вопроса и выражения настроения духа студентов. Все это время партия доносчиков держалась тихо, не препятствуя движению. Через полчаса депутация вернулась. Ничего положительного она не сообщила. Ректор говорил много, но, по своему обыкновению, вилял. После новой речи Иващенко, изложившего результаты этих переговоров, Попов предложил идти на площадку, что и было исполнено. Вышло больше 200 человек, в курилке лишь осталось человек 50–60 представителей баши-бузуцкой партии» (НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 1068. Ед. хр. 3. Л. 235–236).

Вслед за этим Маньковский вышел в отставку.

Окончив гимназию в 1882 г., Вячеслав Стратонов учился в Московском университете, но за участие в беспорядках, происходивших 2 октября 1884 г. на Страстном бульваре, был уволен и выслан в Екатеринодар по месту жительства родителей под негласный надзор полиции, прекращенный в связи с поступлением его в 1885 г. на медицинский факультет Дерптского университета.

Старший брат В. В. Стратонова покончил с собой 16 апреля 1889 г. выстрелом из револьвера. Докладывая 25 апреля о проведенном расследовании, помощник начальника Лифляндского губернского жандармского управления в Дерптском и Верроском уездах подполковник В. Л. Грумбков писал: «Университетский суд постановил передать на мое распоряжение все письма и бумаги покойного, и, по моему настоянию, вскрыты были письма умершего на имя Лидии Ивановны Стратоновой в г. Одессу, Новая улица, д. Казанской, и на имя студента Евгения Синицкого; в первом письме покойный просит прощения у тетки и родителей за свое преступное решение, но что он потерял всякое к себе уважение и сознает свое ничтожество; Синицкого же он просит переслать все вещи его к тетке и отвезти, к ней же, дорогую свою Лелю.