Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Астрофизики в вычислительной не сидели. Наша работа сосредоточивалась в лаборатории, с измерительными, спектроскопическими и иными приборами. Такой мертвечины в работе в лаборатории не было.

В час дня работа повсюду замирала. Все население обсерватории шло обедать. А затем до сумерек, если только не было срочных наблюдений, можно было пользоваться отдыхом. Одни собирались на Рябиновке, другие делали моцион, шагая положенное число часов по отдаленным аллеям парка; третьи работали на огородах. Молодежь играла на кегельбане или в крокет.

Гораздо хуже бывало в ненастную погоду, а тем более зимой; тогда сидели по своим углам.

Вторая часть дня предназначалась для наблюдений. Башни и наблюдательные залы в обсерватории всегда стояли с открытыми люками — для уравнения температуры внутри и снаружи; это важно для большей точности наблюдений. Поэтому к наблюдениям можно было приступить очень быстро, отодвинув лишь в сторону домики на рельсах, которые стояли над главными инструментами, охраняя их от случайностей.

Наблюдательной работой занимались в Пулкове добросовестно. Там царила истинная научная атмосфера. Но климатические условия для наблюдений там настолько плохи, что нередко приходилось «ловить» звезды в прогалинах между облаками. Бывало и так, что наблюдали под мелким дождем, выпадавшим из проходившей прямо над головой тучи, — если только нужное для наблюдения светило виднелось в стороне, в прогалине между облаками.

Бывало, что по ночам, после непогоды, небо вдруг разъяснится. Тогда, среди ночной тишины, раздается лязг цепей от поднимаемых люков, здания обсерватории ярко освещаются, а из своих квартир выходят, с фонариками в руках, астрономы к своим инструментам.

Когда же наблюдать было нельзя — а так бывало большую часть года, — астрономы сидели вечерами по домам, уткнувши носы в вычисления. А бедные жены их несказанно скучали.

Ходить друг к другу в гости считалось в ту пору не принятым. Такой порядок еще издавна, следуя заграничному обычаю, завели здесь немцы. Русские же, в первые годы по их допущении в Пулковскую обсерваторию, молчаливо этому порядку подчинились.

Допускались только двух родов исключения:

Было совершенно обязательным, соблюдая немецкую традицию, поздравлять друг друга с днем рождения. У астронома Ф. Ф. Ренца, например, наблюдавшего в ту пору затмения спутников Юпитера, над умывальником висело расписание дней, когда надо было наблюдать эти затмения и когда надо идти поздравлять кого-либо с Geburtstag’ом [196]. В эти дни, в послеобеденное время, мужчины облекались в черные сертуки, дамы тоже принаряжались; затем все, точно по данному сигналу, сталкивались у новорожденного или новорожденной, выпивали стакан кофе со сладким печеньем или с тортом и, поговоривши о погоде или важнейших пулковских событиях, спешили разойтись по своим делам. Взрослое население астрономической семьи в Пулкове составляло несколько десятков человек, а потому эти гебуртстаги повторялись довольно часто.

Сверх того, время от времени и преимущественно в русских семьях, устраивались званые вечера. Они проходили по одному и тому же шаблону: более солидные усаживались за карты, а молодежь плясала под фортепьяно или же устраивала игры. Иногда бывал еще концерт в исполнении всегда одних и тех же лиц и почти всегда по одной и той же программе. Почти обязательно выступал, например, обладавший баритоном М. Н. Морин и пел:

Затем усаживались за ужин, который, также по традиции, должен был быть изысканным. За редкими исключениями вечера эти были тоскливы своим однообразием.

По субботам — особое развлечение: топилась баня! В дневные часы полагалось париться дамам и детям; в ранние вечерние — мужчинам; затем баня поступала в распоряжение низших служащих — в таком же порядке.

Изредка астрономы получали приглашение на вечер к сторожам, это бывало в случае свадеб и подобных особенных оказий. На одном из таких вечеров пришлось быть и мне. Мы попадали в роль свадебных генералов и, понятно, прикоснувшись для вида к угощению, спешили уйти. Стол с яствами был полной имитацией столам старших служащих, только с более дешевыми сортами яств.

Настоящим событием в монотонной жизни Пулковской обсерватории бывал один день в году, сокращенно называвшийся «комитетом».

Пулковская обсерватория в те времена официально управлялась особым комитетом, состоявшим из нескольких академиков, представителей ученых отделов военного, морского и еще некоторых других ведомств, президента Географического общества [198]и пр., под общим председательством президента Академии наук. Управление комитета обсерваторией было чисто номинальное, только почетное.

Один раз в год — в мое время это происходило в сентябре — на обсерватории происходило торжественное заседание съезжавшегося в Пулково комитета, которому директор обсерватории читал только что перед этим отпечатанный годовой отчет по обсерватории.

Этот годовой отчет чрезвычайно волновал астрономов, так как в нем директор говорил о работах каждого из них за истекший год. А так как директор обсерватории всегда имел возможность заслуги одних подчеркнуть еще больше, а заслуги других несколько стушевать, то понятно, что с появлением отчета связывалось немало надежд, радостей, разочарований и обид.

Готовились к этому праздничному дню и внешне. Еще задолго до приезда комитета находившийся в распоряжении смотрителя штат сторожей, с почтенным вахтером во главе, подчищал парк, подсаживал цветы, посыпал свежим песком аллеи, подкрашивал и подмазывал здание, а главное — так натирал и без того всегда блестящие паркеты, что по ним приходилось ходить, точно по гладкому льду.

Традиция требовала, чтобы весь состав астрономов был на торжестве во фраках и цилиндрах. Жены астрономов еще за несколько дней выветривали эти фраки от нафталина и доставали устаревшего фасона цилиндры; иные из этих цилиндров насчитывали несколько десятилетий появления из тьмы чуланов ко дню комитета. У молодежи фраков еще не было, и мы ездили накануне в Петербург, где брали напрокат более или менее поношенные и неуклюже на нас сидевшие фраки, вместе с заменявшими цилиндры помятыми шапокляками [199].

Первый «комитет» при мне был в сентябре 1893 года. За час до приезда гостей собрались мы в большом «портретном» (здесь собраны масляные портреты известных астрономов) зале обсерватории и на парадном крыльце. Фигуры — непривычно комичны, особенно устарелые цилиндры, точно взятые с картинки за полвека назад. У всех в руках только что розданные нам свежие экземпляры годового отчета. На лицах читаются переживания: одни довольны, другие что-то хмуроваты.