Анна Седокова - Я сильная. Я справлюсь [litres]

Это был настоящий шок. Все, чему я верила и чем жила, моментально рассыпалось в прах. Я вспомнила все удивительные истории, которые он мне рассказывал: и про Серегину бабу, которая случайно измазала помадой его рубашку, и про внезапные отъезды на сборы (непременно в ночи), и про возвращения в 6 утра, – и они начали обретать совершенно другой смысл. Но никаких отношений выяснять я не стала. Когда он пришел домой, просто сказала ему:

– Ты знаешь, если ты счастлив где-то в другом месте, если ты любишь кого-то другого, так тому и быть. А я пошла. Мне от тебя ничего не надо. До свидания. – Собрала свои пожитки и закрыла за собой дверь.

Я потом много размышляла о том, что же было не так в моем первом браке и почему наши отношения не сложились. Мы были очень разные. Он любил шансон и гульнуть как следует, а мне была нужна идеальная семья. Я говорила:

– Пойдем в театр? – А ему это было совсем не надо. Ему нравилась «Светка, Светочка, Светуля», а я не понимала, что нравится лично мне. При этом Вениамин был неплохой парень и отличный футболист. Он не просил меня сидеть дома во время Евровидения и замачивать ему печенку. Он, может быть, даже и рад был бы, если бы я тоже где-то тусовалась и была довольна жизнью. И пол каждый день мыть он меня не просил. И рубашки его от помады отстирывать безропотно. Это я сама так решила. Почему-то я была уверена, что настоящая любовь выглядит именно так. Отстирывать помаду. Не спать до шести утра, ждать его, выпившего, слушая, как он возвращается домой, как хлопает внизу дверь подъезда, как лифт гудит, поднимаясь все выше и выше. Доедет он до нашего этажа или остановится раньше? Я научилась определять это по звуку. Сейчас я уверена, что если бы изначально повела себя по-другому, то и отношение ко мне было бы другое. Он же сделал предложение именно мне, до меня жениться ни на ком не хотел. А это что-то да значит. Но «тараканы» в моей голове все разрушили. Я слишком хотела быть хорошей. Чересчур. А он был не против. Что он должен был еще делать? Думать за меня? Говорить: «Ни в коем случае не мой пол? Не жди меня, надев дорогое белье, до 6 утра? Не дари мне дорогие подарки?» Кто же добровольно от такого отказывается? Тем более что он был уверен – мне нравится такая жизнь.

А мне она нравилась? Знаете, был у меня однажды интересный разговор, который заставил о многом задуматься. У нас был сосед, известный футболист Сергей Ребров. И однажды, устав сидеть в одиночестве в пустой квартире, я зашла к Сергею, разговорилась с ним и, слово за слово, начала жаловаться на свою скучную жизнь.

– Я так мечтала, чтобы у меня была большая семья, большой дом, с лужайкой, по которой бы бегали собаки. Чтобы было много детей, и все время собирались шумные компании, и все бы веселились, шумели, и всем было бы хорошо. Такая итальянская семья, – сказала я.

– Я не очень понимаю, – ответил мне на это Ребров, – если ты мечтала об итальянской семье, зачем ты за белоруса замуж вышла?

И я поняла, что он абсолютно прав. Речь тут не шла о национальностях, скорее о стереотипах. Действительно, если я хотела шумную, веселую, большую семью, зачем же вышла замуж за человека, который совершенно был неприспособлен к этому? Который, при всем желании, не мог мне все это дать? Получилось, что мечтала я об одном, а сделала что-то совершенно другое.

Был и еще один момент, который сильно повлиял на нашу семейную жизнь. После рождения Алины моя мама решила, что переедет к нам и будет мне помогать с ребенком. Изначально она вообще была против того, чтобы я выходила замуж за Вениамина, но мне ее мнение было безразлично. Наоборот, я с энтузиазмом схватилась за возможность создать семью – это позволяло мне с чистой совестью съехать от мамы и уйти из-под ее контроля. Но не тут-то было. Мама сказала:

– Я должна контролировать все, что происходит в твоем доме.

Я попыталась сопротивляться, объясняла, что справляюсь с хозяйством сама, а с Алиной мне помогает няня.

– Никаких чужих людей рядом со своей внучкой я не потерплю, – отрезала мама и в тот же день переехала к нам.

Мы выживали, как могли

И вот теперь представьте состояние моего мужа, когда он с утра в трусах выходит из комнаты и тут же натыкается на тещу, которая с суровым лицом за ним наблюдает: куда он пошел, зачем, что будет делать? Подслушивает и подсматривает. Конечно, парень начал сбегать. А как тут не сбежишь – две женщины в доме, одна постоянно шпионит за ним, а другая беспрестанно что-то готовит и пол моет. И понятно, что он убегал туда, где ему было свободно и легко, и к тем, кто потакал его вольному образу жизни.

Но при этом сообщение о том, что я от него ухожу, Вениамин воспринял тяжело. Он кричал:

– Ты не смеешь от меня уходить! Да кем ты себя возомнила?! Ты никто, и звать тебя никак! Ты никому не будешь нужна и в итоге спрыгнешь с балкона!

Я говорю:

– Ты не переживай, я справлюсь. – Но уверенности в себе вся эта история мне прибавляла мало.

Я очень часто слышала в свой адрес фразу: «Ты никому не будешь нужна». Десятки раз. «После меня ты никому не будешь нужна», – говорили мне мужчины, с которыми я расходилась. «Ты не найдешь работу, не будешь успешна, тебя выкинут на помойку», – говорили продюсеры, с которыми я не могла найти общий язык. Приходилось прикладывать гигантские усилия, чтобы не поверить в эту мантру. Чтобы не рухнуть в это вязкое: «Да, действительно, кому я теперь буду нужна».

Масла в огонь подлила мама. Не со зла, конечно же нет, она искренне пыталась починить разрушенную семью. Через три месяца после того, как мы разошлись, Вениамин позвонил и сказал:

– Прости меня, вы с дочкой – смысл моей жизни, и я сделаю все, чтоб вы были счастливы. Я хочу вернуть вас.

Мама, узнав об этом, сказала мне:

– Вернись к нему. Чтобы быть хорошей матерью, ты должна спасти семью.

В тот момент мне надо было уехать на два дня, я оставила Алину на маму, а когда вернулась, выяснилось, что она перевезла ребенка к Вениамину.

– Будете там теперь жить, – сказала мама. Мы согласились и честно пытались все наладить. Три месяца все было прекрасно, а потом я вновь увидела машину Вениамина у дома той женщины. Но больше я терпеть это не собиралась.

Мама снова была вне себя.

– Ты разведенная старая женщина, у которой ничего никогда нет и не будет. Ты никому не будешь нужна с ребенком на руках. Тебя больше никто и никогда не возьмет замуж. Ты сгинешь от голода и одиночества. – Мне был тогда 21 год.

Сейчас, будучи сама уже многодетной матерью, я изо всех сил стараюсь как можно меньше критиковать своих детей, но каждый раз, когда не могу сдержаться и все-таки делаю это, в памяти всплывают эпизоды из детства и юности. Моя мама считала критику лучшим способом воздействия на ребенка.