Михаил Любимов - Вариант шедевра

М. Л.: – Да нет, это так, на всякий случай…

Е. П.: – Какой случай?

М. Л.: – Ну… неприятностей всяких… К тому же вспомните, это был ДЕВЯНОСТЫЙ год, а не год 002. И вдруг роман о советском разведчике, резко отличающемся от Штирлица. Алкаш, бабник… Атака на меня была очень сильная, меня обвиняли в аморальности, во всех смертных грехах. ГЕРОЙ С ПРЕЗЕРВАТИВОМ И ПИСТОЛЕТОМ, так писали о моем главном герое. Я, кстати, все эти нападки использовал для рекламы. Экономика должны быть экономной, как говорил Брежнев.

Е. П.: – Если бы в 91 – м «мятеж закончился удачей» вам бы кисло пришлось?

М. Л.: – Да, мне говорили, что ОНИ меня внесли в какой-то там список, «наружка» за мной ходила… Этот список даже был опубликован, но я не знаю, насколько все это было серьезно… Там был я, генерал КГБ Олег Калугин, священник Глеб Якунин, люди, чьи имена теперь вряд ли что скажут новому поколению. Я не знаю, как попал в эту обойму и сильно удивился.

Е. П.: – Скорее удивительно, почему Глеб Якунин оказался между двумя…э-э-э… ПРОФЕССИОНАЛАМИ.

М. Л.: – Нет, там многие тогдашние демократы были – Собчак, Яковлев…

А вообще-то я недавно перечитал и вижу – эта книга сугубо патриотическая. С тех пор столько понаписали на эту тему говна, что я – просто наивный романтик на нынешнем фоне. Возьмите этого пещерного, как его… Доценко, что ли? Там какие-то боевики, конечно, они были в КГБ, в «Альфе» или «Вымпеле». Но это же спецназ, а не разведка.

Е. П.: – А кто ж тогда Троцкого альпенштоком по голове до смерти угостил?

М. Л.: – Спецагент Меркадер, это не спецназ. Ну, был конечно спецназ. Но он что, последние годы «застоя» работал, что ли, очень сильно? Возьмите этот знаменитый штурм дворца Амина в Афганистане. Это же вообще был абсурд, штурмовать дворец и убивать Амина, когда по приглашению того же Амина советские войска УЖЕ вошли в Кабул.

Е. П.: – А что надо было делать?

М. Л.: – Да надо было его спокойно и тихо кокнуть. Или арестовать на приеме или еще где. Нет, нужно было всей этой «Альфе» лететь…

Е. П.: – Ну, почему? Почему даже ваша контора так плохо работала?

М. Л.: – А почему «даже»? Это у вас – типичное интеллигентское. Что там Т-А-А-КИЕ ЛЮДИ! Что такое вообще тайная полиция?

Это очень средний тип человека, между прочим. Были, конечно, выдающиеся персоны, бесспорно. Но я думаю, что давным-давно и на Западе, и у нас разведка стала самой настоящей бюрократической организацией. Для того, чтобы принять решение, туда-сюда гоняют бумаги, на согласование и так далее. А сейчас, скорей всего, еще более бюрократическая. Я не сталинист, но помню поколение своего отца. Оно дрожало. Каждый из них мог моментально застрелиться, если бы ему сказали «застрелись». Они жили в страхе, привыкли к внутреннему страху, к тому, что их убивают все время. Я помню разговор отца с сослуживцем за рюмкой. «КОЛЯ, ты помнишь Васю?» – «Ну, а как же?» – «Его когда, в 37-м расстреляли или в 38-м?» – «Вроде в 38-м. Я, помню, зашел в кабинет, а он сидит привязанный, и ему руки ломают». Вот такие разговоры. Это были сильные люди, которые прошли Отечественную войну, некоторые – Гражданскую, нелегалами работали… А потом – бюрократизация… Почему никто не пикнул, когда Дзержинского с постамента стаскивали и на глазах разваливали огромную страну? Где они были, все эти убежденные? Я таких взглядов не разделяю, я просто констатирую РАЗЛОЖЕНИЕ. «Перестройку» проморгали. А ведь даже диссидент Амальрик их предупреждал, написав «Доживет ли Советский Союз до 1984 года», но только ему никто нее верил.

Е. П.: – Моего приятеля, покойного писателя Володю Кормера, автора «Крота истории» как-то в очередной раз дернули на Лубянку для промывания мозгов, зачем, де, он на Западе печатается, и ему КУРАТОР говорит: «Если вас кто спросит, скажите, что мы с вами до шести вечера работали, а то мне сегодня пораньше надо уйти, тещу встретить на Казанском вокзале». Кормер удивился: «Кто это меня может спросить?» – «Да я это так, на всякий случай», – отвечает ему гэбэшный чиновник. Правильно вы говорите, Михаил Петрович, без души ваши люди служили!

М. Л.: – А я, когда был студентом, очень переживал, что мной совершенно не интересуется КГБ, хотя я очень хотел работать в органах ПРОТИВ ВРАГОВ, потому что я был коммунист, большевик и так далее. В конце концов на фестивале молодежи в 57-м, где я работал переводчиком, я сам вычислил ЭТОГО МУЖИКА, подошел к нему и говорю: «Владимир Ефимович, я бы хотел, чтобы вы мне какие-нибудь задания дали». Он и его коллега стали меня использовать для работы ПО БАБАМ против шведского посольства, знаете, как это интересно? Так вот, мы встречались время от времени, напивались жутко в ресторане, и они мне подсовывали счет, а я писал расписку, что якобы эти деньги получил, которые мы только что прокутили… Потом они оба спились, один умер прямо на Пушкинской площади, на скамейке… Дивный был, кстати, человек!

Е. П.: – Потрясающие совпадения! Подпольный писатель Евгений Харитонов, которого ваши тоже таскали, тоже умер от разрыва сердца на Пушкинской площади, тоже был дивный человек. Ему принадлежит великая, но загадочная фраза: «ЧТОБЫ ПИСАТЕЛЕМ ЗАИНТЕРЕСОВАЛСЯ КГБ, ОН ДОЛЖЕН ХОРОШО ЗНАТЬ РАССТАНОВКУ СИЛ В ГОРОДЕ». КГБ, получается, как виски. «Он»? «Она»? «Оно»? И все-таки, как спрашивал один из героев Мольера: «Кой черт вас понес на эту галеру?»

М. Л.: – Извините, но боюсь, что вам этого не понять. Встречный вопрос: зачем вы писали и публиковали на Западе «идейно-ущербные, близкие к клеветническим произведения с элементами цинизма и порнографии»?

Е. П.: – Я так хотел.

М.Л.: - Ну, а я - ТАК.

Е.П.(спохватившись): – Да, а как насчет спиртного?

М. Л.: – В смысле налить?

Е. П.: – В смысле, что все-таки лучше? Водка или виски? Восток или Запад?

М. Л.: – Для меня сейчас этой проблемы нет. Для меня главный вопрос, чтобы все у нас, в том числе и напитки, было ПОДЛИННЫМ.

В тот мрачноватый февральский вечер 1983 года я смотрел телевизор. Время тогда было спокойное, хотя и проникнутое сдержанными ожиданиями: в ноябре 1982 года умер Леонид Ильич и Юрий Владимирович Андропов был избран Генеральным секретарем ЦК.

Раздался телефонный звонок – за день их хватало, – но когда я взял трубку и услышал голос собеседника, то почувствовал смутное волнение.

– Добрый вечер, Михаил Петрович, не узнаете? – раздалось в трубке.

– Извините, не узнаю, – ответил я сухо (не люблю, когда не представляются).

– Неужели вы не помните свои аналитические записки с прогнозами?

Собеседник выдержал паузу, дав мне возможность оправиться от шока.