Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Я довольно мало знал Джералда Форда до того, как он сменил Ричарда Никсона в Белом доме, хотя как-то принимал участие в трансляции футбольного матча, где он играл в составе команды Мичиганского университета. Он предлагал мне любую должность в его кабинете, но мне хотелось закончить второй срок своего пребывания на посту губернатора, и я сказал, что предпочитаю остаться в Сакраменто.

После того как Форд стал президентом, ряд республиканских лидеров стали убеждать меня участвовать в выдвижении кандидатуры от партии к предстоящим президентским выборам 1976 года, бросив тем самым ему вызов. Я отнюдь не думал о том, чтобы баллотироваться на пост президента, но, как я уже говорил, не кандидат решает это, а народ, именно от народа ты узнаешь, выставлять свою кандидатуру или нет. Поэтому я согласился на выдвижение, но дал слово соблюдать одиннадцатую заповедь, и сдержал слово.

Сенатор от штата Невада, Пол Лаксолт, с которым я познакомился и подружился, когда мы были губернаторами соседствующих штатов, согласился быть председателем моей избирательной кампании. Команда политических профессионалов, возглавляемая Стюартом Спенсером и Биллом Робертсом, которая проводила мою кампанию на пост губернатора, еще раньше дала согласие работать с Фордом, поэтому мои сторонники пригласили известного и уважаемого юриста из Вашингтона Джона Сирса, работавшего в Белом доме при Никсоне.

Для проведения первичных выборов мы разработали четкую и откровенную стратегию: предметом нашей критики будут только демократы и центральное правительство, но не Джералд Форд. Основная тема — я не являюсь частью вашингтонского истеблишмента, для них я — аутсайдер и поэтому предлагаю избирателям свою кандидатуру как альтернативу демократам.

Когда я впервые баллотировался в губернаторы, мне пришлось оспаривать довод, что если я в прошлом актер, то не имею политического опыта. Восемь лет моего пребывания на этой должности сделали свое дело. Теперь же я знал, что в борьбе за президентское кресло нам придется столкнуться еще с одним стереотипным предубеждением, бытующим в северо-восточных штатах относительно калифорнийцев: поскольку Калифорния — родина орехов и фруктов, то там хорошо быть апельсином.

Тема моих выступлений во время агитационных поездок была знакома всякому, кто слышал меня раньше: необходимо сократить численность федерального правительства, уменьшить налоги и прекратить вторжение правительства в жизнь граждан, сбалансировать бюджет и возвратить людям свободу, узурпированную бюрократами. Когда мы начинали кампанию, я попробовал рассказать американцам о том, что мы сделали в Калифорнии, чтобы сократить расходы и пресечь злоупотребления в социальном обеспечении; я также предлагал вернуть штатам и общинам возможность самим проводить в жизнь разнообразные федеральные программы по социальной помощи, поддержке в области образования и жилья, используя наряду с этим налоговые средства для оплаты таких программ.

В конце февраля мы приняли первый бой во время первичных выборов в Нью-Гэмпшире. Перед их началом мне следовало бы провести там два выходных дня, но вместо этого по плану, разработанному Джоном Сирсом, вылетели в Пеорию, штат Иллинойс, где я также проводил кампанию по первичным выборам. Только позже друзья из Нью-Гэмпшира объяснили мне, что, уехав из штата накануне выборов, я тем самым объявил избирателям, что рассчитываю на их голоса как на нечто само собой разумеющееся, давая понять, что Нью-Гэмпшир не имеет для меня значения.

Я проиграл предварительные выборы, недобрав 1500 голосов до 108 000. Я проиграл выборы во Флориде, а затем в Иллинойсе, своем родном штате. После трех крупных поражений в самом начале пресса начала сбрасывать со счетов и мою кампанию, и мое политическое будущее. Но я считал, что, начав эту гонку, должен пройти ее до конца.

В конце марта предстояли выборы в Северной Каролине, и, чтобы оставаться вероятным кандидатом, я должен был во что бы то ни стало выиграть их. Я выступал с утра до вечера и, предприняв последнее усилие, рискнул потратить большую часть наших средств, купив полчаса эфирного времени, чтобы изложить свою платформу непосредственно перед выборами. Риск оправдался. Моя речь повернула ход дела, стимулировала поддержку избирателей, и мы одержали победу; это помогло собрать деньги, необходимые для дальнейшей кампании. После этого я выиграл выборы в Техасе, Алабаме, Джорджии, Калифорнии и нескольких других штатах, что позволило мне стать соперником Форда на съезде партии в Канзас-Сити.

Чтобы выиграть выдвижение, необходимо было получить голоса 1140 делегатов. Съезд приближался, но в конкурентной борьбе ни у одного из кандидатов не было перевеса, и тогда на меня начали оказывать давление — особенно мои более консервативные сторонники — выступить с критикой в адрес Форда.

Хотя я ясно дал понять, что одобряю не все действия его администрации, такие, как, например, соглашение о снятии контроля над Панамским каналом, купленным и оплаченным американцами, я не хотел нарушать одиннадцатую заповедь и отказался от критики непосредственно в его адрес.

После голосования я набрал 1070 голосов — до победы не хватало 70, у Форда было 1187 голосов. Он выиграл выдвижение. Я был очень близок к победе, но проиграл. Для меня это было большим разочарованием, так как я не люблю проигрывать, но я знал, что очень трудно бороться с находящимся у власти президентом. Помощники Форда дали понять, что если я хочу, то могу получить выдвижение на пост вице-президента, но еще раньше я сказал, что не намерен рассматривать такое предложение. Это просто не входило в мои планы.

После голосования Форд пригласил меня на помост. Мы с Нэнси вышли и обратились к делегатам с призывом единодушно отдать ему свои голоса, также выразив свою поддержку. Это был незабываемый и волнующий вечер.

После того как Джералд Форд победил в Канзас-Сити, я встретился с членами делегации Калифорнии и сказал: "Мы с Нэнси не собираемся, сидя в качалках, повторять: "Для нас все кончено".

Кстати, как у многих, у нее в тот день было именно такое настроение, а в глазах стояли слезы. Она никогда никоим образом не пыталась повлиять на меня в вопросах борьбы за президентское место, но я знаю, что в тот день она была очень опечалена, так как знала, как я не любил проигрывать. Но, как мне кажется, в глубине души Нэнси испытывала чувство облегчения. Теперь мы могли вернуться домой и продолжать обычную жизнь. И думаю, мы оба понимали: это не конец, поражение в Канзас-Сити — это еще не все. После того как десять лет жизни было отдано тому, во что мы верили, я просто не мог уйти со словами: "Теперь это меня больше не волнует".