Филипп Голиков - Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года

Что касается нашей заявки на промышленное оборудование, то ответ, полученный нами, был неконкретен и вообще неудовлетворителен. Мы знали, что некоторые американские фирмы, в частности такие, как «Райт» и «РСА», готовы были на основе договоренностей оказать нам техническое содействие по вопросам моторостроения и связи. Однако положительное решение этого вопроса затягивалось из-за противодействия американской администрации. Или другой пример. Вопрос о выделении нам некоторого количества нефтеналивных судов как будто был уже решен, но о том, какие именно суда будут предоставлены, мы не имели сведений. Такая же картина сложилась и в отношении толуола: мы знали, что можем его закупить, но не имели понятия, кто именно должен был поставить это взрывчатое вещество.

Практическое решение всех этих вопросов непрестанно наталкивалось на скрытое сопротивление или прямое противодействие, исходившее в первую очередь от военного и государственного департаментов. Аппарат генерала Бернса, призванный проводить в жизнь закон о передаче в аренду или взаймы вооружения (по ленд-лизу), проявлял полную инертность. Буквально на каждом шагу нам ставили палки в колеса, практическое решение вопросов подменялось бесконечными словопрениями, проволочками, разного рода бюрократическими препонами. Во всем этом нельзя было не видеть плохо скрытую неприязнь некоторых влиятельных лиц США к Советскому Союзу.

Было и другое не менее важное обстоятельство. В то время произносилось немало речей о необходимости согласования усилий союзников в деле материальных поставок; немалые надежды возлагались на предстоящую работу «Комитета трех». Но практически мало что делалось в направлении координации совместных усилий и ресурсов. Ни американцы, ни англичане не высказывали ни малейшего намерения информировать нас о том, что именно США поставляют Англии, каковы заказы англичан у американцев, каковы планы США в этом отношении. А это как раз те вопросы, без которых нельзя было вести речь о согласованности действий.

Между тем производство вооружения и его распределение в США и Англии шло в прежнем ритме. Все планировалось так же, как и до нападения Германии на СССР. Никаких намеков на то, что планы производства вооружения, особенно авиации, будут как-то изменены с учетом возникновения основного фронта борьбы с Гитлером на Востоке. Ни о каком усилении помощи Красной армии не шло и речи. Было ясно одно – никакого пересмотра производственных планов США в пользу Советского Союза не предвидится, а все наши заявки американцы намереваются втиснуть в старые рамки. А это означало, что нам дадут крохи!

Что дело обстояло именно так, подтверждали и события последних дней. Не случайно нам «спихивались» устаревшие бомбардировщики, а новые машины шли в Англию. Истребители «П-40» направлялись Советскому Союзу без вооружения. До сих пор не было конкретно установлено, какое количество самолетов будет поставлено Советскому Союзу в ближайшие 2–3 месяца. Нежелание правительственных органов США и Англии пойти навстречу советской стороне в деле координации общих усилий, критически проанализировать и радикально перестроить свои старые производственные планы – все это не только затрудняло работу советской военной миссии в США, но и вообще ставило под вопрос материальные поставки Советскому Союзу в самые трудные для него первые месяцы Великой Отечественной войны.

Больше того, очень ярко проявилось стремление некоторых влиятельных лиц из правительственных органов США и Англии обсуждать и решать вопросы, касающиеся военных поставок в Советский Союз, без советских представителей. За нашей спиной решалось не только, что именно нам нужно, но и каковы наилучшие маршруты и способы доставки этих предметов и материалов в Советский Союз и т. д.

Англичане и американцы непрерывно обменивались взаимными соображениями о поставках США англичанам. Эти сведения держались втайне от советских представителей. Они сообщали друг другу о советских заказах в Англии и США, тогда как мы были лишены возможности лично осматривать те предметы вооружения, на которые сделали им заявки. За все это время А. К. Репина допустили лишь к истребителю «П-40».

В официальных американских органах, имевших влияние на ход поставок, засели люди, которыми руководило главное – политическая неприязнь к Советскому Союзу. По этой причине затягивалось решение вопросов фрахтовки тоннажа для доставки в СССР военных материалов. Центральный военный аппарат США через буржуазную прессу вел активную пропаганду успехов гитлеровской Германии, пытался опорочить профессиональные умения советских офицеров и генералов, умалить героизм советских воинов, всеми способами старался саботировать выполнение советских заказов. Нам были известны факты, когда военный департамент накладывал «вето» на материалы, к поставке которых в Советский Союз имелись все возможности.

Все это было очень серьезно. Успешное решение задач нашей миссии было немыслимо без преодоления этих трудностей. Мы считали, что в интересах общего дела президент Рузвельт должен призвать к порядку те элементы своей администрации, которые саботировали дело помощи Советскому Союзу, приструнить военный аппарат, дать указания о радикальных изменениях производственных планов и предоставить всю широту полномочий Гопкинсу в Москве. Докладывая обстановку и свои соображения советскому правительству, мы полагали, что все это может пригодиться во время бесед с личным представителем президента США Г. Гопкинсом, который в сопровождении бригадного генерала Мак Нарнея и лейтенанта Д. Алисона 28 июля прибыл в Москву. В тот же день он был принят И. В. Сталиным. Личного представителя Рузвельта сопровождал посол США Штейнгардт. На следующий день И. В. Сталин имел вторую беседу с Гопкинсом. Беседа продолжалась два часа. Из Москвы Гопкинс вылетел в Лондон.

Но вернемся к работе нашей миссии в США. Утром 31 июля в военном департаменте состоялась полуторачасовая беседа с военным министром Г. Стимсоном. С нашей стороны были посол К. А. Уманский, А. К. Репин, военный атташе И. М. Сараев и автор этих строк. Американцы, кроме министра, были представлены его заместителем МакКлоем, генералом Майлсом, возглавлявшим американскую разведку, а также полковником Феймонвиллом, капитаном Кристелом и еще кем-то.

Перед нами предстал 72-летний старик, как видно сильно чувствовавший груз своего возраста. Это и был Стимсон. Беседу с нами министр начал с замечания, что надо считать «недоразумением» слух, будто он не хочет видеть у себя генерала Голикова, и что, наоборот, он стремился к этому с первого же дня пребывания советской военной миссии в Вашингтоне. Мне оставалось ответить, что до меня этот слух в такой форме не доходил.