Анатолий Криворучко - Багдадский вождь: Взлет и падение... Политический портрет Саддама Хусейна на региональном и глобальном фоне

Уже через день Ирак поспешил возвестить о своей победе. Министр информации и культуры Латиф Нусейф ад-Джасим заявил, что битва закончилась в пользу Ирака. Нация уверена в победе и идет к победе; порукой тому человеческий фактор и высокий моральный дух армии и народа. Эти доклады о славных успехах сопровождались пышной риторикой и жонглированием религиозными терминами, смысл которых заключался в том, что Ирак ведет священную войну против безбожных ставленников сатаны (6).

Взвинченные до предела иракцы обрушили проклятья на короля Саудовской Аравии Фахда за то, что тот предоставил священную землю Израилю, который разместил на его территории 60 боевых самолетов. Они также метали громы и молнии в многонациональные силы за то, что те посмели нанести удары по священным шиитским гробницам в Кербеле и Эн-Наджафе. Народ жаждал отмщения (7)…

Как и ранее бывало в кризисных ситуациях, Саддам использовал своего старшего сына Удея, чтобы тот сработал на имидж отца. Когда иностранные средства массовой информации сообщили, что жена и дети Саддама бежали из страны в Мавританию, иракское радио многократно цитировало льстивое письмо Удея отцу, в котором он прощался с ним перед тем, как якобы нелегально убыть на фронт.

В письме, в частности, говорилось: он, Удей, свято почитает отца как символ смелости, героизма и мужества, символ Ирака. Хусейн-младший уверял, что семья Саддама готова без колебаний пойти на любые жертвы во имя своей земли, своего народа. Семья готова пожертвовать ради этого даже своими детьми, жизнью своей! Удей пожелал отцу долгой жизни — ради близких, ради всего иракского народа, который чтит своего великого вождя (8).

…Саддам знал, что оборонный потенциал страны был куда как менее впечатляющим, чем это представлялось. Иракские военные операции во время ирано-иракской войны проводились в гораздо более выгодной обстановке. Мощь огня армии Ирака намного превосходила соответствующий показатель противника. Кроме того, иракские ВВС имели тогда явное превосходство в воздухе. Тем не менее сильно укрепленные иракские оборонительные позиции неоднократно прорывались слабо оснащенными иранскими войсками. И это при том, что их продвижение сопровождалось большими трудностями, связанными с использованием Багдадом химического оружия. Если бы Иран не был отрезан от главных поставщиков вооружений и если бы Саддам не получал огромную военную помощь из-за рубежа, то, несомненно, Ирак начисто проиграл бы ту войну.

Но это было тогда. Ныне же конфликт не ограничится только фронтовой полосой, и кризис в экономике, который подтолкнул Хусейна на оккупацию Кувейта, после начала войны с многонациональными силами еще больше усугубился. А затянувшаяся война разрушила бы все надежды на экономическую реконструкцию Ирака, от которой зависело и его, Хусейна, политическое будущее. Затянувшийся конфликт мог способствовать разложению нации, а в последующем и армии. Все это, с тревогой размышлял Хусейн, могло заставить его пойти на унизительный уход из Кувейта — на крайне невыгодных условиях.

Вождь денно и нощно ломал голову, как вынудить межнациональные силы быстрее начать наступательные действия в Кувейте. Он полагал, что это приведет войну к быстрому концу — пусть даже ценой больших потерь со стороны Ирака. Такой ход военных действий давал ему шанс нанести больше потерь союзническим силам и развеять иллюзии западных стран о быстрой победе. Саддам заявил, что многонациональные силы прольют не ручьи, а реки крови, а Ирак сумеет за себя постоять. Но даже если этот оптимистический сценарий провалится и ему придется уйти из Кувейта, Хусейн не видел в этом трагедии для себя лично. Ведь он, вождь нации, противостоял огромной силе и был против своей воли ввергнут в войну. Именно он, как новый Насер, бросил вызов мировому империализму!

Израиль стал первой картой, которую разыграл Саддам в попытке вынудить коалиционные силы спешно начать сухопутную операцию. Нанеся ракетные удары по израильским городам, он не только надеялся снискать одобрение арабов, но и сделать своего рода предупреждение тем странам региона, которые вошли в состав антииракской коалиции.

Хусейн исходил из того, что арабо-израильская война может расстроить единство коалиции, если она начнет сухопутную операцию в Кувейте. В первый же день войны иракский посол в Бельгии Зиад Хейдар (Ziad Haidar) (разумеется, не без подачи Саддама) признался, что решение атаковать Израиль принято и что это решение будет в ближайшее время претворено в жизнь (9). Обещание Хей дара не заставило себя долго ждать: рано утром 18 января три иракские баллистические ракеты взорвались в Тель-Авиве, а две — в портовом городе Хайфе. В окружении Саддама ракеты напыщенно окрестили "первой стратегической стрелой".

Хотя эти ракетные удары не причинили Израилю большого вреда, они и следа не оставили от первоначальной эйфории, царившей в стане коалиции после воздушных налетов на Ирак. Сами же израильтяне были в замешательстве. Впервые после образования государства их крупные города подверглись удару, нанесенному регулярной арабской армией. Получалось, что Израиль был вовлечен в бесполезную для него войну, и он ничего не мог предпринять против этого. Возмездие как основа израильской стратегии было ее краеугольным камнем на протяжении 40 лет существования еврейского государства. Но в данной ситуации возмездие было просто неуместным, ибо Израилю ни к чему было втягиваться в войну. Более того, возмездие сыграло бы на руку только Саддаму, поскольку оно отвлекло бы всеобщее внимание от кризиса в Персидском заливе. Вновь на повестку дня встали бы арабо-израильский конфликт и палестинская проблема, которая порождена им.

Оценив обстановку, израильское правительство приняло решение, которого не ожидали ни израильтяне, ни Саддам. Его суть — воздержаться от ответного удара. Конечно, решение было принято под давлением Вашингтона и других членов антииракской коалиции. В телефонном разговоре с премьером Израиля Ицхаком Шамиром президент США Буш просил его воздержаться от ответного удара, пообещав найти и уничтожить пусковые установки иракских ракет (10). В то же время в Тель-Авиве были и такие политики, которые выступали за возмездие. Так, начальник генерального штаба израильской армии генерал-лейтенант Дан Шомрон (Dan Shomron) заявил, что удар по мирному населению его страны не может остаться без ответа. А министр обороны Моше Аренс (Moshe Arens) повторил сделанное ранее заявление (оно адресовалось и США): если Израиль будет атакован, то ответит контрударом, поскольку имеет право на самооборону (11).

Но как бы там ни было, руководство Страны обетованной решило воздержаться от "удара возмездия". Это смешало карты Хусейна. Несмотря на все усилия, ему на первоначальном этапе не удалось вовлечь Израиль в конфликт. А тут еще Сирия… Она оказалась в трудном положении перед перспективой иракско-израильского столкновения. Но в конечном счете Дамаск осудил иракскую акцию. Министр обороны Сирии Мустафа Тлас (Mustafa Tlas) заявил, что Саддам вправе воевать в одиночку хоть против всего мира, но он не свободен от необходимости сохранять трезвость ума. И тем более глава Ирака не волен призывать другие страны поддержать его баталии (12). Министр иностранных дел Сирии Фарук аш-Шара (Faruk al-Shara) заверил иностранных послов в Дамаске, что Сирия не будет втянута в войну с Израилем для того, чтобы ублажить Хусейна, даже в случае израильского "удара возмездия" (13). Обозленный своей неудачей с Израилем, Саддам приказал продолжать ракетные обстрелы еврейского государства. В течение первых двух недель войны Израиль подвергался им девять раз. В результате четыре человека погибли, а двести получили ранения различной степени тяжести.