Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– Но без таланта все же не обойдешься!

– Говорить о таланте нельзя. Молодой человек должен уверовать в себя. А для этого ему необходимо рисковать. Без риска ничего не сделаешь. Но нужно, чтобы ученик не разбрасывался. У него может быть много хороших идей, но сразу браться за все нельзя. Лучше выбрать что-то самое ценное. Вот здесь роль руководителя очень велика.

– Он должен верить ему?

– Вера – вещь в науке неплодотворная. Я не требую, чтобы мне слепо верили. Доказывать надо. И личным примером, и знаниями… Но самое важное, конечно, заключается в том, что у молодежи огромная тяга к науке.

– А что в молодых вам не нравится?

– Многие из них хотят, а иногда даже требуют, чтобы их опекали. Мне часто приходится слышать жалобы, что старшие не заботятся о молодых специалистах, не руководят ими. Не думаю, что это наша вина. Многие молодые специалисты слишком уж долго хотят быть молодыми. А мы в свое время, наоборот, старались как можно быстрее стать самостоятельными. И это приносило свои плоды. Сейчас средний возраст кандидата наук – 30 лет. Мы в эти годы становились уже докторами. В наше время (я имею в виду работу в институте А. Ф. Иоффе) это было массовым явлением.

– Может быть, современная коллективная работа в науке сковывает индивидуальность?

– Отчасти это верно. Но индивидуальность не должна теряться. Причина, на мой взгляд, в другом: люди поздно начинают работать. Студент приступает к научной работе на последнем курсе, когда диплом пишет. А ведь практической наукой студенты должны заниматься, как только начинается специализация, и даже раньше… В первую очередь мы должны приучать студентов думать и размышлять. Академик Н. Н. Семенов как-то сказал, что он получил главное свое образование не в университете, а на научных семинарах. На них многие студенты приобретают настоящее образование и сейчас. Довольно трудно заставить человека с увлечением набирать знания впрок. Причем ему еще не известно, для чего они пригодятся и пригодятся ли. Когда же студент работает над конкретной задачей, ему необходимо знать многое, а не просто повышать образование. Поэтому нужно уже со второго курса ставить определенные научные задачи перед студентами, тогда они и запоминать будут больше, и знания у них будут прочными.

– Иногда взаимоотношения учителя и ученика в науке становятся болезненными. Я имею в виду банальную истину: ученик превосходит своего учителя…

– Древняя восточная мудрость гласит: «Никогда отец не завидует успехам сына, а учитель – успехам учеников». Это очень мудрые слова. Я всегда радуюсь, когда мой ученик сделает сто-то важное. Это очень приятно. Ведь в том, что ученик чего-то достиг, есть и заслуга учителя. У меня появились ученики, когда я сам был еще очень молодым человеком. Мне было тогда 32–33 года. Это произошло накануне войны, когда мне понадобилось быть на Магнитогорском заводе. Я получил большое удовольствие, когда группа молодых людей, обступившая меня, люди, которые уже сами были инженерами-энергетиками, сказали, что они мои ученики. Они учились у меня в Ленинградском политехническом институте. Теперь работали в Магнитогорске. Приятно было сознавать, что мои ученики работают и командуют производством!

Академик Кикоин знал, что во всей атомной промышленности работают сотни его учеников, которые занимаются разделением изотопов урана. Под его руководством они совершат, казалось бы, невозможное: создадут самые совершенные в мире газовые центрифуги. Эти уникальные производства будут называть жемчужиной атомной индустрии России. Даже в XXI веке им не будет равных!

Но тогда в нашей беседе он не мог даже упомянуть об этом, хотя я сразу же сказал ему, что знаю об их создании. Академик лишь пожал плечами, мол, время еще не пришло – «все секретно». К сожалению, при жизни Исаак Константинович так и не узнал, что потомки по достоинству оценивают его вклад в историю Атомного проекта СССР, а следовательно, и в историю нашей Родины.

Урана нужны были сотни тонн.

В СССР было всего несколько килограммов…

Месторождения урана изучены были плохо, они находились в труднодоступных районах Средней Азии, да и числились настолько бедными, что начинать там добычу геологи считали безумием.

Впрочем, вскоре они вынуждены были изменить свою точку зрения…

В разрушенной войной Европе специальные команды – американские и наши – искали уран, с которым работали немцы. Кое-что досталось нам, но большую часть янки увезли к себе; в том числе и тот уран, что находился в нашей зоне оккупации. Американцы просто захватили «желтый порошок», погрузили на автомашины и исчезли. Наша группа физиков опоздала всего на пару дней, им доложили, что американской армии очень нужны были красители, ну а как отказать в такой мелочи союзникам?!

В августе 1945 года И. В. Сталин потребовал подробной информации о состоянии дел и о результатах исследований по атомной проблеме. И. В. Курчатов и И. К. Кикоин подготовили справку.

Сталин просил произвести расчеты необходимых материалов и средств для изготовления 100 атомных бомб. Профессора Курчатов и Кикоин сообщили в своей справке, что для этого необходимо приблизительно 230 тонн металлического урана.

А сколько же было урана в СССР?

Курчатов и Кикоин приводят точные данные:

«В 1944 году в СССР предприятиями Наркомцветмета было добыто 1519 тонн урановой руды и получено всего 2 тонны солей урана.

В 1945 году эти предприятия переданы в НКВД СССР и на них намечено добыть 5000 тонн руды и 7 тонн урана в химических соединениях. В 1946 году мощность предприятий будет доведена до 125 тысяч тонн руды и до 50 тонн урана… Технология получения металлического урана и урановых соединений разработана, за исключением особо чистого урана, необходимого для котла „уран – графит“».

Такое впечатление, будто в стране очень мало урановых месторождений. А те, что есть, обладают малыми запасами руд, да и концентрация урана в них ничтожна.

Раздел «Ресурсы урана в СССР и за границей» написан Курчатовым и Кикоиным сухо, но тревога за короткими фразами чувствуется.

О запасах урана сказано так:

«До 1944 года разведки на уран фактически не велись.

В настоящее время разведанные запасы урана в СССР по всем категориям (кроме предполагаемых) составляют 300 тонн и заключаются в двух месторождениях: Табошарском (Таджикская ССР) – 262 тонны и Майли-Суйском (Киргизская ССР) – 32 тонны…

Серьезным недостатком наших урановых месторождений является низкое содержание урана в руде (0,08–0,2 %), что ограничивает извлечение урана из руды.

Ввиду этого из 300 тонн разведанных запасов пока представляется возможным получить всего 100–120 тонн урана».