Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 2. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1939-1941 годы

По телегр.

…

2. Деньги для Инсона 1.500 ам. долларов и 4.500 иен выданы.

…

№ 261 ИКАР».

«МЕМО с телеграммы ИКАРУ от 4.9.41 г.

1. …

2. Мы Вам телеграфировали 7 июля условия дополнительной связи ИЗОПА с Хбр. [Хабаровском]. Сообщите, передали ли Вы ему эту телеграмму».

«НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ

ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

Токио, 7 сентября 1941 года

По телеграфу.

На № 9493

1. Изопу условия переданы 19 июля.

…

№ 272. ИКАР».

«НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ

ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

Токио, 14 сентября 1941 года

Радио-телеграф.

Прежняя жена Жигало и ее сын имеют возможность выехать в Австралию к сестре. [758]

Фриц предполагает, что в отношении использования квартиры, он сумеет справиться и без нее. Она просит на поездку 500 ам. долларов, но мы не имеем резервного фонда. [759]

Прошу Вашего согласия на выдачу денег через Вашего человека здесь. В результате обеспечения этого мероприятия, мы в дальнейшем будем иметь экономию 400 иен ежемесячно.

№ 93- ИНСОН

Расш. Сигалов. 12.30 15.09.41

Перевёл: А. Рогов

Адресату.

в реестр.

[РЕЗОЛЮЦИЯ И.О.НУ]: НО4

Почему мы должны

оплачивать поездки прежних жен??.

В чем дело? Доложите.

АП [ПАНФИЛОВ]

15/IX-41».

«ТОКИО — ИНСОНУ. 18.9.41.

Спасибо Вам за последнюю информацию. Наш человек передаст Вам 500 ам. долларов для бывшей жены Жигало на поездку в Австралию.

ДИРЕКТОР».

О встречах с «Фрицем» и «Рамзаем» майор Зайцев писал в своем «Докладе о работе «Имака»: «… Вторая встреча происходила с Фрицем в скиячной на Симбаси, последующие у него в офисе после работы…

Последние месяцев 5–6 у него на квартире. Квартира находилась во дворе Чилийского посольства и в районе, где проживали наши граждане, работающие в сов. учреждениях в Токио, а рядом с его домом жил сотрудник аппарата Военно-морского атташе тов. Носов. По своей служебной линии я часто бывал на квартирах наших граждан, проживающих в городе, и мое хождение к Фрицу раз в месяц не могло натолкнуть японцев на мысль, что я хожу к Фрицу, а не к Носову. Проведение встреч у него на квартире считаю наиболее подходящим местом. О месте явок, дне и часе всегда сообщалось в Центр. С самим Рамзаем я встречался только один раз, это было тогда, когда он получил телеграмму за подписью организатора и стал спрашивать меня, что это за новая личность организатор и нужно ли выполнять его директивы, я ответил, что нужно и беспрекословно, ибо организатор является непосредственным нашим руководителем. Разговаривать мне с ним много не пришлось, так как он торопился по каким-то делам к послу Отт. Больше я с Рамзаем не встречался, но видел его еще раз на токийском вокзале при встрече посла Отт, прибывшего из командировки из Германии».

Утверждение Зайцева, что его «хождение» на квартиру «к Фрицу раз в месяц не могло натолкнуть японцев на мысль, что я хожу к Фрицу, а не к Носову» свидетельствует о поразительной беспечности и непрофессионализме «Имака» и его руководителя «Икара». Как следует из уже цитируемой справки «История провала резидентуры Инсона» от 23.05.44 г., «ИМАК в город выходил очень редко и, как правило, только на явки. … На явки он выходил, почти не имея резервного времени и иногда, чтобы не сорвать встречу, выезжал на машине, оставляя ее недалеко от района встречи. Были случаи использования для этой цели машины ВАТ».

До принятия политического решения об аресте «Рамзая» — «Инсона» — Рихарда Зорге оставался месяц.

«Мои официальные обязанности, — вспоминал М.И. Иванов, — определялись положением секретаря консульского отдела посольства. Я отвечал, в частности, за паспортные и визовые дела, учет и переписку с советскими гражданами в Японии, Шанхае и Гонконге, поддержание контактов с муниципалитетом Токио по вопросам снабжения, проживания и регистрации наших людей» [760]. Официальное прикрытие Иванова давало ему возможность легального и естественного общения с иностранцами, и он мог, не вызывая подозрений, появляться там, где “дворнику не доступно, а послу- неудобно”» [761].

«После моего первого “визуального знакомства” с Рихардом Зорге на аэродроме Ханеда я не один раз видел его при случайных обстоятельствах. По-прежнему я знал о нем многое, а он обо мне ничего. Это были встречи в общественных местах, на дипломатических приемах, в местах отдыха за пределами Токио. Как выяснилось после ареста Зорге, в лицо его знали и другие члены советской колонии, не подозревая о тайной миссии респектабельного “германского журналиста”.

В мае 1941 года на одном из этажей “Нью Гранд-отеля” в честь прибывшего из Москвы известного японского дипломата — первого секретаря МИДа Такеучи был устроен коктейль для иностранных дипломатов и журналистов. В группе собравшихся представителей западной прессы я заметил Зорге. Он находился в обществе веселого балагура-француза из агентства “Гавас” и его подруги. Было заметно, что Рихард на подобных встречах был душой компании, и он весьма непринужденно исполнял эту роль. Раут шел как по маслу: пережевывались новости, слышались веселые реплики и ответные взрывы смеха. Я держался в стороне, чтобы случайно не нарваться на опасное для дела знакомство с человеком, которого я отлично знал, тем более, что это мне было категорически запрещено.

При любых встречах с Зорге я всегда помнил строгое предписание: никоим образом не проявлять какого-либо любопытства к этому человеку» [762].

И Иванову, и Зайцеву следовало категорически запретить посещать места, где существовала вероятность встречи с Зорге, так как своим поведением они могли выдать факт своего знакомства (даже заочного) с последним, что могло привести к нежелательным умозаключениям японской контрразведки.

Из воспоминаний М.И. Иванова: «В августе 1941 года МИД Японии устроил для дипкорпуса просмотр национальной оперы «Но-о» [763]. По политическим соображениям, советский посол на просмотр не пошел, и билеты были предложены 1-му секретарю и мне. Наши семьи в связи с войной были эвакуированы в СССР. Мероприятие происходило в старинном особняке; прибывавших гостей направляли во внутренний сад, где угощали японскими яствами и легкими напитками. Там я вновь встретил Рихарда. Он был в легком тропическом костюме. Как всегда, оставаясь внешне веселым, но внутренне сдержанным, Рихард переходил от одной группы дипломатов и журналистов к другой.

По окончании коктейля вместе со всеми мы прошли в зал и заняли места в заднем ряду. Впереди и чуть в стороне от нас сидел Зорге. Вскоре начался спектакль, и он весь был поглощен сюжетом представления. В самых патетических местах он то одобрительно, то с возмущением вскрикивал, вызывая расположение японцев, любящих свою старинную оперу. Он был, пожалуй, одним из немногих иностранцев на том приеме, кто с пониманием и неподдельным интересом оценивал музыку и игру актеров» [764].