Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Говард. Мне кажется, мистер Сталин, что во всем мире в течение долгого времени создавалось иное впечатление.

Сталин. Это является плодом недоразумения.

Говард. Трагическим недоразумением?

Сталин. Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим. Видите ли, мы, марксисты, считаем, что революция произойдет и в других странах. Но произойдет она только тогда, когда это найдут возможным или нужным революционеры этих стран. Экспорт революции — это чепуха. Каждая страна, если она этого захочет, сама произведет свою революцию, а ежели не захочет, то революции не будет. Вот, например, наша страна захотела произвести революцию и произвела ее, и теперь мы строим новое, бесклассовое общество. Но утверждать, будто мы хотим произвести революцию в других странах, вмешиваясь в их жизнь, — это значит говорить то, чего нет и чего мы никогда не проповедовали…»

В апреле 1934 года в Берлин прибыл полковник Осима Хироси, назначенный военным атташе Японии. При назначении на этот пост Осима получил в генеральном штабе инструкции: «Изучать стабильность нацистского режима, будущее германской армии, отношения между Германией и Россией и особенно между армиями двух стран… а также способствовать развитию разведывательной деятельности против СССР и прозондировать возможность сотрудничества с немецкими властями в добывании разведывательной информации об СССР» [459].

Осима был убежденным сторонником экспансионистских устремлений Третьего рейха и, по свидетельству современников, буквально преклонялся перед германскими вооруженными силами [460]. Осима открыто выражал свои взгляды, и очень скоро у него установились особые доверительные отношения с представителями германской военно-политической верхушки, в том числе с Иоахимом фон Риббентропом, возглавлявшим так называемое «Бюро Риббентропа» (Dienststelle Ribbentrop), которое было создано в апреле 1933 года. «Бюро Риббентропа», внешнеполитический отдел НСДАП, действовало параллельно с Министерством иностранных дел. Как свидетельствовал после войны Риббентроп, из первых встреч с Осимой ему стало ясно, что «Япония имела те же антикоминтерновские взгляды, что и Германия» [461], и это сделало возможным заключение японо-германского антикоминтерновского и антисоветского соглашения. Переговоры получили существенное развитие после того, как Гитлер поручил Риббентропу выяснить перспективы установления более тесных контактов с Японией. В результате осенью 1935 года Гитлер, Риббентроп и Осима встретились для обсуждения предложенного Осимой проекта «договора между Японией и Германией, предусматривающего, что если Германия либо Япония окажутся в состоянии войны с Советской Россией, то вторая страна не предпримет никаких действий, направленных в пользу Советской России» [462].

Информация Осимы о переговорах с Гитлером и его идея «пакта о неоказании помощи» была одобрительно встречена в генеральном штабе японской армии, где уже разрабатывались проекты антикоминтерновского соглашения. Правда, были и противники, считавшие, что укрепление японо-германских отношений ухудшит отношения Японии с Польшей, «которая в то время рассматривалась в Японии почти на равных с Германией» [463]. Однако возобладала прогерманская позиция, которую поддерживал начальник генерального штаба. Осуществление этой идеи, кроме всего прочего, способствовало укреплению влияния японских армейских кругов на внешнюю политику страны.

Военному атташе полагалось заниматься только вопросами, относившимися к его компетенции, однако этот круг вопросов не был строго очерчен. На первой стадии переговоров об Антикоминтерновском пакте Осима не ставил посла Мусякодзи в известность о них, посылая доклады напрямую в Генеральный штаб. По мере того как японское военное руководство проникалось идеей сближения двух стран, оно вступало в контакт с Министерством иностранных дел, которое давало соответствующие инструкции послу. В конце 1935 года Мусякодзи покинул Берлин почти на полгода, окончательно «развязав руки» военному атташе [464].

Риббентроп и сотрудники его Бюро также вели переговоры без какого-либо согласования и даже контактов с германским Министерством иностранных дел. Со стороны Японии главным инициатором сближения выступали военные круги, со стороны Германии — партийные. Риббентроп позже объяснял это следующим образом: «Фюрер пожелал, чтобы подготовка к осуществлению данного плана велась не по линии германской официальной политики, поскольку здесь речь идет о мировоззренческом вопросе» [465].

«В декабре 1935 года, — вспоминал германский посол в Японии Дирксен, — мы получили от японского генерального штаба конфиденциальную информацию о том, что Риббентроп и военный атташе японского посольства в Берлине полковник Осима начали переговоры в германской столице, имея в виду установление более тесных политических отношений между двумя правительствами. Никаких подробностей узнать не удалось. И МИД и, как и следовало ожидать ввиду необъявленного состояния войны, превалирующего в отношениях между двумя соперниками, риббентроповский офис хранили глухое молчание» [466].

«Однажды после февральских событий Отт пригласил Зорге в кабинет и сказал, что они с послом узнали от некоего источника в японском генеральном штабе, что в Берлине ведутся какие-то германо-японские переговоры. Германский МИД в переговорах не участвует, однако ведущую роль в них играют Риббентроп и Осима — японский военный атташе в Берлине, и адмирал Канарис, глава германской военной разведки» [467]. Отт попросил Зорге помочь в шифровке телеграммы в штаб-квартиру германской армии в Берлине с просьбой предоставить информацию о переговорах.

«Он попросил меня поклясться, что я никому не расскажу об этом деле. Я согласился и помог ему зашифровать телеграмму у него дома. Он обратился ко мне, а не к кому-либо из сотрудников посольства, потому что дело требовало абсолютной секретности.

Ответа из Берлина не последовало, и Отт был страшно раздражен этим.

…

Наконец пришел ответ из штаб-квартиры германской армии, в котором Отту советовали обратиться за информацией в японский генеральный штаб. Отт так и сделал, и я потом услышал от него то, что ему стало известно. … В основном он узнал, что переговоры идут, но в обстановке высшей конфиденциальности, поскольку было очень важно, чтобы политики о них не пронюхали» [468].

26 марта 1936 года Зорге докладывал в Москву: «Штульпнагель из Германского Генерального Штаба написал 7 февраля германскому военному атташе в Токио полковнику Отту о том, что не имеется новых сдвигов в отношении японо-германских переговоров. До настоящего времени Германский Генеральный Штаб не был вовлечен в эти переговоры. Токийские события не вызвали удивления в Германском Генеральном Штабе, так как там хорошо знали о политической атмосфере в Японской армии. Он не высказал дальнейшего суждения…»