Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Несмотря на это надеюсь, что следующей почтой удастся послать Вам лучший и более обильный материал.

С лучшими приветами от меня и от всей фирмы, Ваш Рамзай.

Мая 1936 г.

/Н2. Заготовить копию для Нар. Комис. СУ. 16.7.36./».

Введение промежуточной инстанции в лице «Алекса» — Боровича между ним и Центром не вызвало у Зорге протеста, более того, он усмотрел в этом положительные стороны:

«Я очень рад, что связь между нами так хорошо функционирует и что, в общем, на каждый из наших вопросов Вы немедленно даете ответ. В этом отношении работа по сравнению с прошлым фундаментально улучшилась. В моем оргписьме я высказываю несколько пожеланий, которые я прошу, если возможно, выполнить, во всяком случае, отнестись к ним серьезно. Тебе же передаю личную благодарность за заботу о моей жене. Прошу письмо и посылку, которую я прилагаю к этому письму, препроводить ей.

Всего хорошего. Рамзай.

Н 2. Посещаете ли Вы жену Рамзая, заботитесь ли о ней? СУ. 16.7.36».

Во время пребывания Клаузена в Шанхае (пробыл до 14 июня) от него была получена почта «Рамзая» и передана почта, поступившая из Центра. О своих впечатлениях и переданных указаниях Борович доложил в Москву 26 июня 1936 года: «С Фрицем я говорил и, хотя мне не удалось узнать от него подробности о делах Рамзая, так как он не во все посвящен, я все-таки некоторые впечатления получил. Основное это то, что из всех высказываний Фрица следует, что Рамзай очень нервничает, вернее, нервно устал, в особенности в связи с февральскими событиями и их последствиями. Полицейские условия сильно обострились, атмосфера сгустилась, особенно вокруг иностранных журналистов, среди которых усердно разыскивают источник просачивания за границу сведений о февральских событиях. Играет также роль таинственная рация. Оказывается, что вовремя февральских событий Рамзай был задержан полицией на короткое время, когда старался поближе подойти к месту событий, и был быстро освобожден после вмешательства посольства. Его состояние нервозности питается еще тем, что нажим и новые задания, поставленные ему, понятно, требуют большей активности, что как раз в данной обстановке будто бы труднее, чем раньше. Я думаю, что дело тут, несомненно, в некотором перенапряжении нервов и в желании как можно скорее показать себя с наилучшей стороны. На это указывает также его желание иметь у себя секретную камеру. Эту камеру я задержал у себя до следующего приезда Фрица и передал Рамзаю указания, которые вполне совпадают с Вашими, о том, чтобы эту камеру он использовал только в крайних случаях и в соответствующей обстановке.

Ввиду этого я указал Рамзаю на то, чтобы он выключил на срок от месяца до двух все свои встречи с островными людьми для того, чтобы передохнуть, осмотреться и войти в норму. Предложил ему также, если это только возможно, приехать в Китай для встречи со мной в одном из городов, кроме моего, так как здесь его знают. Эту поездку можно как раз использовать для передышки.

Если Вы согласны с моими указаниями, прошу их подтвердить по воздуху. Его приезд сюда был бы в высшей степени целесообразен и полезен.

Так как по неизвестным мне причинам Вы изменили явку и пароль для Фрица в первый его приезд, то поэтому я ему на этот раз ни явки, ни пароля не давал.

Прошу установить и сообщить. Должен заметить, что назначение явки в Астор-хаузе совершенно недопустимо, особенно для встреч с официальными работниками, так как Астор-хауз находится в трех шагах напротив консульства, и нужно предположить, что все работники консульства персоналу гостиницы хорошо известны в лицо».

Осознанно или нет, Фриц передергивает, утверждая, что «Рамзай» был задержан полицией «во время февральских событий». Сообщая в Центр о происшедшем, Зорге указывает, что был арестован «после 26.2».

На почту «Рамзая» и «Алекса» в Центре отреагировали и «Директор», и его зам. Оба, обращаясь к Зорге, называли его «дорогим».

Начальник Разведупра Урицкий писал, как всегда, иносказательно:

«Дорогой мой друг Рамзай.

/Н2. Спешно. Обеспечьте грамотный перевод. СУ. 26.7.36/

С глубоким вниманием я со своими товарищами прочел и изучил все Ваши письма. Как ни велика задача нашей фирмы, как ни обязаны мы отдавать себя безраздельно нашему великому делу, все же я умею Вас понять в Вашем одиночестве и оторванности и с глубокой благодарностью от всей нашей фирмы и корпорации отношусь к Вашему подвигу, имеющему решающее значение для нашей фирмы. Поэтому я считаю себя обязанным еще раз Вам сообщить, что и эта последняя Ваша почта была для нас чрезвычайно ценной и прибыльной для фирмы. Не хочу Вас обременять дополнительными, длинными письмами прошу учесть и выполнить все указания, о которых Вам одновременно пишут. Все это служит только одной цели — все для нашей фирмы. Конечно, для этой цели мы обязаны все делать. Я еще раз хочу подчеркнуть Вам, мой славный друг, что занимаемая Вами позиция есть Ваш большой успех и большего ничего не нужно. Я еще раз подтверждаю, что Вы не должны расширять свою клиентуру. Разумеется, у нас в этом вопросе полное единомыслие. Что касается общей обстановки, то мне остается немного добавить к тому, что Вы сами об этом пишете. Действительно, наша фирма должна считаться с тем, что в ближайшие 7–9 месяцев наша торговля будет происходить в чрезвычайных условиях. Я лично считаю это неизбежным. Обстановка в Европе почти такая же. Но могущество нашей фирмы, Вы можете быть в этом уверены, позволяет, без всякого сомнения, неплохо заработать и в этих чрезвычайных условиях. Даже больше того, мы можем рассчитывать на огромную прибыль, если дело дойдет до чрезвычайных времен. Это все нас вдохновляет и заставляет крепко держаться на своем посту.

Ваши сообщения о людях мы приняли к сведению, если их можно использовать, мы это сделаем.

О Вашей подруге мы заботимся, и Вам совершенно можно не беспокоиться об этом. Обнимаю Вас.

Ваш Директор.

25 июля 1936 г.».

Конкретные указания и на этот раз поступили от заместителя начальника Разведупра Артузова, и содержали они больше упреков и замечаний, по большей части справедливых:

«Дорогой Рамзай.

Последнее Ваше оргписьмо открыло для меня много нового и, признаюсь, опасного.

Из письма я убедился, что процесс постепенного превращения Вас из свободного журналиста в специалиста особой квалификации нашей фирмы протекает, увы, как большинство процессов в мире, довольно медленно.

Ваши сообщения о многочисленных левых общественных связях, а также Ваш опыт фоторепортера, свидетельствуют о том, что Вы еще недостаточно точно понимаете, насколько важно сохранение того положения и того наблюдательного поста, которых Вы достигли. Иметь этот пост и в то же время поддерживать левые общественные связи /которые, как Вы сами сообщаете, репрессируются местными властями/ это то же самое, что сделал бы генерал, бросивший руководство своей дивизией и расхаживающий на виду неприятеля с револьвером — не для того, чтобы воодушевлять солдат, а для того, чтобы в пылу азарта доставить себе удовольствие в стрельбе из револьвера по неприятелю. Такого генерала, если бы его, благодаря случайности, не убили бы солдаты противника — ни одной минуты нельзя оставлять во главе воинской части. Это сравнение приходит в голову при чтении Вашего письма.