Дэвид Вейс - «Нагим пришел я...»

– Может, дело в деньгах? Ты должен оставить статую. Здесь она на месте. Если нужны деньги, я могу пойти работать.

– Куда? – Он насмешливо посмотрел на нее.

– Я могу шить. Раньше я хорошо шила, думаю, и теперь не разучилась.

Он ничего не сказал, предложение слишком нелепо, чтобы принимать его всерьез.

– Мне здесь нечем заняться, – с удрученным видом сказала Роза. – Только и делаю, что жду тебя. А ты приезжаешь так редко…

Его раздраженный жест остановил ее на полуслове.

– Ты справишься, Огюст? Может, не стоило возвращать деньги Обществу?

– Возможно. Но не возвращать тоже нельзя.

– Я скопила немного. Из тех, что ты давал на хозяйство. Если нужно…

– Сколько?

Лицо ее прояснилось.

– Пятьсот франков.

Он снисходительно улыбнулся.

– Это пустяк по сравнению с тем, что мне надо.

– Но раньше этих денег хватало на несколько месяцев.

– У меня много мастерских, много расходов, много… – Он оборвал себя; что толку, она никогда ничего не понимала и не поймет.

Но Роза считала, что, отклоняя ее великодушный жест, ее заботу и любовь, он ведет себя как эгоист. Не успела она это сказать, как он повернулся уходить.

– Ты куда? – крикнула она.

– Как тебе удалось скопить пятьсот франков? Ведь нужно на хозяйство. – Теперь он тоже проявлял подозрительность.

– Я экономлю. Ты собираешься ехать к ней?

– Я запретил тебе упоминать ее.

Роза побледнела, но не могла остановиться.

– Я слышала, что мадемуазель все еще красива.

– Ты ничего не понимаешь, – сердито сказал он. – Я понимаю, что ты предпочитаешь ее, – печально сказала Роза.

– Ты не понимаешь, что мне надо.

– Ей бывает одиноко?

Огюст промолчал, и Роза сказала:

– Должно быть, да. Ты ведь там тоже не всегда.

Он заговорил о другом:

– Откуда ты знаешь об Обществе?

– Все говорят об этом.

– А о Дрейфусе?

– Он бедняга. Как ты думаешь, Огюст, он виноват?

– Откуда мне знать? Я не политик!

– Не сердись. Я не принимаю ничью сторону.

– Так же, как и я, но в этом-то и есть мое несчастье. Лучше бы я принял чью-нибудь сторону.

– Тебе трудно пришлось, правда?

Он не нуждался в ее сочувствии, он сознавал свою вину, и это было ему неприятно. Огюст решил поднять вопрос, который задевал за живое:

– Все спорили о «Бальзаке», кроме твоего сына. Я не вижу его уже несколько недель. Где он пропадает?

Роза покраснела. Она не знала, куда исчез маленький Огюст; сын перестал появляться в мастерской вскоре после того, как Общество отвергло памятник. Он пришел к ней за деньгами, и она дала ему пятьдесят франков, не больше, чтобы быть уверенной, что он вернется, когда их потратит. Ее встревожил его обтрепанный вид и запах винного перегара, но она не смела упрекать – боялась, что он больше не придет. И все-таки он не вернулся, хотя с тех пор прошел уже целый месяц.

– Я переживаю самое тяжелое время, а тут еще это огорчение. Порой я начинаю думать – лучше бы нам вовсе не иметь сына.

Роза не соглашалась. Она знала недостатки сына, он уже ничем не мог ее удивить, но ведь это ее ребенок, ее и Огюста. Как у Огюста язык поворачивается? Она знала, что сын способен совершать непонятные, подчас ужасные поступки, но ведь и Огюст тоже не святой.

– Он, должно быть, обиделся, что ты не доверяешь ему, – сказала она.

– Обиделся? – Огюст горько рассмеялся. – А меня он не обижает? Как можно доверять человеку, если на него нельзя положиться? Я напрасно просил его вернуться в мастерскую. Во время неприятностей с «Бальзаком» он меня не поддержал. Повторяю, лучше бы у нас не было сына.

Роза молча отвернулась. Не было больше сил спорить с ним. Он вызывал в ней отвращение. Даже работа его показалась ей вдруг отвратительной. Ей все безразлично, хочется только одного – покоя.

Но Огюст не мог видеть Розу такой опечаленной. Она неправа в отношении Камиллы, твердил он себе, а он в отношении сына прав. И хотя Роза его не понимает, она всегда была ему другом, и он благодарен ей за это. Она направилась по дорожке, прочь от «Бальзака», но Огюст схватил ее за руку и спросил:

– Разве он похож на чудовище?

– Он похож на Родена! – испуганно выпалила Роза.

– Прекрасно! – И зачем она такая ревнивая? Роза открыла калитку, пропуская его вперед.

– Доброй ночи, – сказала она. Он ответил:

– Я вернусь.

Она не спросила когда, а смотрела ему вслед, как он шел по дороге, спустился в долину, подернутую туманом; смотрела и думала: «Какой он самонадеянный и жестокий».

А теперь Камилла, укладывая вещи, всем своим видом выражала упрек. Он стал уговаривать, но она разволновалась.

– Я должна уехать. Я не могу здесь спать. Я провела ужасную ночь – все время ждала тебя.

Он сердито подумал, что порой обе женщины так похожи, а вслух сказал:

– Не понимаю, что случилось, но я не виноват.

– Да, ты всегда прав, – запальчиво сказала Камилла, – я для тебя просто развлечение, ты со мной совсем не считаешься. У нас нет личной жизни, работа у тебя всегда на первом месте, а теперь ты вспомнил и о своей экономке.

– Она не экономка.

– Кто же? Любовница? Он не ответил.

– Если она ваша любовница, мосье, кто же тогда я?

– У меня нет любовницы.

– Может, я жена?

– Ты просто ревнуешь. В этом вся беда.

Ее платья были грудой навалены на чемодане, и она выглядела безнадежно растерянной и несчастной. Сердце бешено билось, и она мучительно раздумывала – не делает ли опрометчивого шага. Она любила эту мастерскую, в которой столько пережито, со всеми ее книгами, горами глины, гипса и терракоты, но здесь ей нет больше покоя. Чаша терпения переполнилась. Она воскликнула:

– Мы живем с тобой в разных мирах. В тебе сочетаются равнодушие буржуа и дьявольский эгоизм. Если я останусь с тобой – это убьет меня!

Он ничего не ответил, и она побелела от гнева. Наступила страшная тишина; Камилла с решительным видом принялась собирать вещи.

– Послушай меня, дорогая, – с неожиданным чувством сказал Огюст, – я всего только человек. Ты слишком многого от меня ждешь.

– Мне не нужны твои извинения! – закричала она и заторопилась со сборами.

Не обращая внимания, он притянул ее к себе, крепко обнял. Она не могла пошевельнуться.

Он сказал:

– Слушай, поедем на юг. Навестим Ренуара, он живет в Антибах, недалеко от Ниццы. Остановимся в Ницце, Каннах, где захочешь.

– А деньги? – Достану.

– А работа?

– Нужно отдохнуть.

Она помолчала, потом с расстановкой спросила:

– Скажи, ты еще любишь меня?

Он закрыл на засов дверь и начал ее целовать. Он сказал:

– Сегодня я представил себе, что ты можешь меня покинуть, и думал, что не выдержу.

Камилла бросилась в его объятия. Она жаждала, чтобы он подчинил ее себе, поработил. Она заставила его почувствовать, что он единственный мужчина, с которым она может быть счастлива. Огюст надеялся, что теперь всем разногласиям конец.