Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1826-1837

Для переезда из Москвы в Царское Село нам хватило 38 часов, несмотря на то, что дорога еще не устоялась, и два раза нам пришлось пересаживаться из саней в коляску. Императрица и члены императорской семьи оставались там еще больше недели, прежде чем возвратиться в Петербург.

Принц Ольденбургский, сын великой княгини Екатерины, несколько лет назад обосновался в Петербурге и, несмотря на свою крайнюю молодость, с упорством и при больших способностях посвятил себя государственным делам. Он страстно любил Россию, не упускал случая быть ей полезным и доказать, что он достоин принадлежать к семье, которая ей управляет. Став членом Сената и тщательно изучив все законы и юридические механизмы империи, он почувствовал потребность создать в государстве учебное заведение для молодых людей, где их готовили бы для исполнения важнейшей юридической функции. С этой целью на свои средства, не считаясь с расходами, он основал школу, и посвятил всего себя выбору учителей и инспекторов, которые должны были ею руководить и вести там занятия. Для этого он приобрел обширный дом на Фонтанке напротив Летнего сада. В декабре месяце в присутствии императора, великих князей и всех высших руководителей империи это новое заведение, насчитывающее уже больше сотни учеников, было торжественно открыто. С этих пор принц Ольденбургский продолжал относиться к нему с отеческой заботой.

Принц П.Г. Ольденбургский.

Польские эмигранты постоянно продолжали свою гнусную деятельность с тем большими ухищрениями и энергией, что их предосудительное поведение за границей последовательно лишало их того интереса и симпатий, которые их борьба в столь большой степени привлекала к ним во время и в конце революционных событий. Краков стал центром их опасных надежд и отправной точкой их преступных планов против России, Австрии и Пруссии.

Один поляк, которого я использовал, выполнял мое задание по наблюдению за одним тайным обществом, он, с моего ведома, стал активным его членом. Этот человек вызвал подозрение своих товарищей и был убит под Краковом. Начались открытые враждебные демонстрации против трех правительств-покровителей маленькой и смешной Краковской республики, они спровоцировали возмутительные случаи, не замедлившие зародить в Царстве Польском и на соседних территориях надежды на новое вооруженное сопротивление. Правительства Петербурга, Вены и Берлина решили совместными усилиями положить конец этим беспорядкам. В назначенный день русские, австрийские и прусские отряды вошли на территорию республики и под командованием одного австрийского генерала заняли Краков. Несколько зачинщиков возмущения были арестованы, другим удалось скрыться, добраться до Парижа и Лондона и начать там крикливую компанию против этого нарушения человеческих прав и против покушения трех союзных правительств на положения Венских договоров и установлений. Между тем, три кабинета были в своем праве, даже сами статьи договора давали им возможность вмешаться с целью восстановления порядка в Кракове, если местные средства и меры оказывались недостаточными или не достигали цели. По этому поводу в Париже и в Лондоне было много криков, газеты были полны ругательств по поводу того, что они называли тиранией деспотических правительств. Произошел обмен несколькими нотами, на том дело и кончилось. После нескольких дней пребывания войска были выведены с территории республики, оставив там для поддержания должного порядка австрийский отряд, который, возможно, оттуда уже не уйдет. Создание Краковской республики было несчастливым и непродуманным решением Венского конгресса, оно словно нарочно сохраняло очаг национализма или, вернее сказать, центр сопротивления и беспорядков в сердце польских владений трех держав, разделивших Польшу. Все вышеизложенное вместе с конституцией и образованием Царства Польского заставляет видеть в этом планы врагов России. Хотя, между тем, и нам остается только сожалеть об этом, рождение и существование республики было обязано тогда исключительно могущественной воле императора Александра. Это стремление к либерализму у самодержавного государя, вопреки мнению ближайших советников и интересам государства, будет величайшей загадкой нашего столетия.

С наступлением зимы петербургское общество было увлечено балами и прочими удовольствиями, наступила последняя неделя карнавала, по обычаю на площади перед Зимним дворцом были сооружены временные постройки. В воскресенье 2 февраля в час пополудни все маленькие театры наполнились людьми. В самом просторном из них господин Леман представлял комические пантомимы, имевшие большой успех, в зале помещалось более 500 человек, и этот импровизированный театр был всегда полон. Однажды, когда пришло время садиться за стол, из моих окон были замечены клубы густого дыма со стороны площади, на которую народные гуляния привлекли много прохожих и карет. Я поспешил туда и увидел перед театром Лемана уже находившегося там пешего императора. Его лицо отражало сильные переживания и, переведя взгляд на охваченный огнем театр, я с ужасом понял его причину — часть постройки была только что обрушена ударами топоров и взгляду предстала масса искалеченных и наполовину сгоревших тел, в беспорядке лежащих друг на друге. Это зрелище, которого я никак не ожидал, заставило меня содрогнуться. Люди лезли сквозь огонь с тем, чтобы спасти тех из этих несчастных, кто еще дышал. Их положили на снег, пока не появились сани, чтобы отвезти их в помещения рядом расположенного Адмиралтейства, сразу же им была оказана вся возможная помощь. Крики этих несчастных, причитания тех, кому посчастливилось спастись из огня в начале пожара, ужас толпы, окружавшей это страшное место, все это составило картину такого горя, которую невозможно описать. Император находился совсем рядом с постройкой, рискуя быть заваленным падающими со всех сторон балками и досками, и отдавал приказания с заботливостью отца, который спасает своих детей. Его поведение и его скорбь были столь искренни, что тронули всех находившихся на площади в полном молчании. Он пошел ускорить прибытие помощи тем, кто еще был жив, и утешить тех, кто плакал рядом с ним. Матери искали своих детей, которых потеряли в страхе или в беспорядке, муж звал свою жену, а полиция трудилась с таким усердием и мужеством, которые, казалось, превосходили человеческие возможности. Из огня пожара было вытащено более ста трупов, остальные сгорели в пламени, 46 человек, более или менее пострадавших, было спасено. Вскоре, несмотря на свою значительную величину, все помещение было разрушено, от него осталась лишь куча пылающих углей, которая впоследствии образовала на снегу черное пятно. Еще долго для многих семей оно служило напоминало об этом страшном несчастий.