Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1826-1837

Император постоянно торопил наше продвижение вперед, и мы уже выиграли несколько дней. Ему нужно было осмотреть войска в Чугуеве и Ковно, посетить Варшаву. С ужасающей быстротой мы ехали по отличной дороге, влекомые прекрасными лошадьми. Глубокая ночная темнота не замедлила наше продвижение, мы мирно спали, когда в час пополуночи 26 августа были разбужены криками почтальонов и нашего кучера. Лошади понесли, и в тот же момент наша коляска перевернулась, как от удара пушечного ядра. Император сказал: «Это пустяки». Я не помню, как оказался на ногах рядом с коляской, в которой я увидел кучера Артамонова и камердинера Малашева, находившихся без чувств. Стремительный бег лошадей был быстро остановлен падением и чем-то вроде кочки на дороге, за которую они зацепились, коляска была разбита. Я крикнул императору, чтобы он выходил, но, так как он мне не ответил, я ухватил его за отвороты шинели и вытащил наружу. Тогда я увидел, что ему плохо, и усадил его на обочине дороги в нескольких шагах оттуда [31] Приписка Николая I: «в придорожной канаве». .

Его первыми словами были: «У меня сломано плечо, я чувствую это. Это хорошо, господь предупреждает меня, что не следует строить планов, не испросив его поддержки, это урок мне» [32] Помета Николая I: «Это не точно. Когда Бенкендорф встал на ноги, он мне сказал „Выходите быстро“. Я ему ответил „Легко сказать, выходите, но я не могу подняться. Я чувствую, что мое плечо сломано“. Превозмогая сильную боль, я выбрался из коляски. Едва оказавшись снаружи, я почувствовал себя плохо, о чем и сказал Бенкендорфу». . Увидев прохожего, который оказался старым солдатом-отпускником, увешанным медалями, я дал ему подержать факел, принесенный конюшим, ехавшим впереди нас на почтовой телеге. Солдат остался рядом с императором, тогда как я с конюшим попытался оказать помощь кучеру и камердинеру. Последний стонал, и весь был покрыт кровью, второй не подавал признаков жизни. Тогда я послал конюшего в маленький городок Чембар, который был всего в пяти верстах от места, где мы находились, с тем, чтобы как можно скорее привезти врача и коляску для перевозки императора. Тем временем император разговаривал с солдатом-отпускником, который держал перед ним факел. Он поднялся, чтобы помочь нам позаботиться о своем камердинере, и заметил мне, что у меня появился убитый на том фронте, которого я даже не заметил. К месту событий подъехал следовавший за нами фельдъегерь, и я сразу отправил его обратно за врачом Арендтом, который ехал в одной коляске с генерал-адъютантом Адлербергом, с тем, чтобы поторопить его приезд. В одном из карманов коляски я нашел бутылку воды [33] Последнее слово зачеркнуто и рукой Николая I написано «хереса». и омыл ею окровавленное лицо камердинера, а также дал напиться императору, который чувствовал сильную жажду [34] Слова «сильную жажду» зачеркнуты и рукой Николая I сверху написано «я плохо себя чувствовал». .

Вид сидящего на земле со сломанным плечом суверена одной шестой части земного шара, освещенного лишь жалким инвалидом, и не имеющего других слуг, кроме меня, эта простая сцена навеяла мне мысль о бренности всего земного величия. У императора было то же впечатление, и мы поговорили об этом с тем религиозным чувством, которое внушил нам этот случай. Добрый час прошел, пока кучер не начал дышать, и пока из города не приехал врач. Император приказал ему оказать всю необходимую помощь Малашеву и Артамонову [35] Последнее слово зачеркнуто, рукой Николая I написано «кучеру Колчину». которые пострадали больше него, и положить их в повозку, которая только что прибыла за нами из Чембара.

С помощью прибывших людей наша коляска была поставлена на колеса. Император сел в повозку, чтобы направиться в город, не позволив врачу осмотреть себя. Однако от тряски в грубой повозке испытываемая им боль резко усилилась, и дальше он продолжил путь пешком. Вскоре нас нагнали взволнованные Арендт и Адлерберг, и я поспешил опередить их с тем, чтобы приготовить квартиру императору. Кроме городничего, встречавшего нас у городской заставы, в Чембаре все спали. Я взял его с собой, и мы направились по городским улицам к зданию уездного училища, которое, по его словам, только и могло быть подготовлено для приема императора.

Я приказал наскоро помыть и добавить света в это здание и отправился встречать императора, который уже был в городе. Он был усталым, но, войдя в свою новую резиденцию, принялся шутить и спрашивать, о чем бы написать, он приказал, чтобы фельдъегерь немедленно был готов отправиться в Петербург. На четырех страницах он написал письмо императрице, которое и прочитал нам. Оно было написано столь живо, что заставило нас рассмеяться. Отправив его, он приказал мне отменить свою дальнейшую поездку, особенно там, где ждали в дальнейшем. Занимавшийся военными делами генерал Адлерберг получил его приказания по поводу генералов, собравших свои войска, а также относительно польского наместника князя Паскевича и военного министра Чернышева. Окончив все это, он сказал своему врачу: «Хорошо, теперь Ваша очередь. Вот моя рука, займитесь ею». Во время всей процедуры он шутил с нами и любезно познакомился с врачом Чембара, который был очень удивлен, что его позвали на помощь лекарю своего государя. Затем я принял все необходимые меры для размещения свиты императора и для возврата коляски с его камердинерами, которая опередила нас и уже была в Тамбове.

Н.Ф. Арендт.

Этот маленький городок, один из самых захудалых в империи, где мы были вынуждены остановиться, не мог предоставить нам никаких припасов. Надо было немедленно позаботиться о ежедневной провизии для нашего стола, найти какие-то предметы мебели, привезти из Москвы вина, создать что-то вроде полиции на случай пожара в этом полностью деревянном домишке, почти целиком покрытом соломой. Надо было организовать прием и отправку курьеров и сообщить всем о новом местопребывании императора. Все это было успешно сделано, со всех сторон губернии прибывали гвардейские и армейские отпускники, первых использовали в качестве императорской прислуги, из вторых сформировали отряды городских полицейских, пожарных и мусорщиков. Все хотели быть полезными, жители Чембара в гробовом молчании от огорчения целыми днями толпились вокруг скромного жилища их государя, как будто охраняли его и оберегали от малейшего шума, говорили они между собой на ухо, как если бы находились в его спальне. Окрестные помещики присылали фрукты и самую разную провизию, и вскоре на нашей походной кухне, руководимой поваром Мюллером, всего было с избытком. Для украшения окон дома нам присылали охапки разноцветных цветов, богатые и бедные женщины приезжали за сотни верст, как на паломничество, с тем, чтобы узнать о здоровье императора и в надежде его увидеть. По мере того, как новость о несчастном случае достигала соседних губерний, начали приезжать посыльные с тем, чтобы узнать хорошие новости о состоянии здоровья обожаемого государя. Ежедневно врач государя и городской доктор, который был очень сведущим молодым человеком, составляли бюллетень о состоянии его здоровья. Его каждый день направляли в Москву, Петербург и во все те регионы, куда вели дороги из Чембара. У меня не хватало времени ответить на все письма, которые срочно ко мне пришли. Вся империя жила в страхе, Чембар стал главным центром опасений и надежд. В Петербурге императрица со свойственным ей во все грозные дни душевным равновесием старалась успокоить все опасения. Она часто появлялась в Елагином парке и сообщала всем, кто к ней подходил, успокоительные новости, которые она сама получала в ежедневных многостраничных письмах, написанных императором собственноручно, исполненных веселья и радости.