Николай Хохлов - Патрис Лумумба

О Шамба Болонгонго вспоминают как о самом великом и умном короле Бушонго. До того, как стать королем, он путешествовал, обходя деревни своего племени, а также селения соседних народностей. Он овладел несколькими языками. Шамба не шел дальше, если попадал в иноязычное племя. Поселялся в деревне, вместе с незнакомцами отправлялся в поле или в лес, возвращался и не чуждался никакой работы. За время продолжительных странствий Шамба Болонгонго отбирал наиболее одаренных людей: лекарей, мудрецов, охотников, мастеров на все руки, певцов, танцоров. Когда его избрали королем, он привлек к управлению государством и женщин. Шамба прославился как реформатор. Все важнейшие посты в королевстве он отдал представителям самых почетных профессий, выходцам из различных племен. Бушонго было многонациональным государством, сплоченным и могущественным. Войне и распрям правители предпочитали мир и содружество. Изречения Шамба дошли до наших дней. «Не смей убивать мужчину, женщину или ребенка, — гласит одно из них. — Они дети одного народа и все имеют право на жизнь». Миролюбивый монарх запретил употребление ножей-молний, бросая которые можно убить человека на расстоянии нескольких десятков метров.

Шамба Болонгонго был 93-м по счету королем Бушонго: правил на стыке XVI и XVII веков. Он и положил начало традиции, согласно которой самые знаменитые резчики по дереву трудились над скульптурным изображением короля. Статуя изготовлялась при жизни властелина, и, прежде чем ее выставить, собирался государственный совет, решавший, удалась работа или нет. На этих советах ни сам король, ни его министры не имели права решающего голоса: они лишь высказывали советы и замечания. Выслушав их, мастера удалялись для вынесения окончательного решения.

Статуя Шамба Болонгонго до начала XX столетия стояла в резиденции правителя Микопе Мбула, одного из последних владык Бушонго, которому суждено было наблюдать закат некогда великого царства. Он уже не брезговал обменом: за безделушки, доставленные из Европы, отдавал эти художественные ценности. Правда, скульптуру собственной персоны он сохранил. Микопе прославился тем, что отменил закон, запрещавший королям брать себе в жены девушек простого звания, тем паче рабынь. Пример подал он сам, обвенчавшись с молодой красавицей, принадлежавшей к сословию рабов. Никого он так не любил, как ее. Придворный скульптор увековечил предмет королевского обожания: у подножья статуи Микопе коленопреклоненная женская фигурка...

Покинув друзей, Лумумба долго бродил по ночной Каанге. Африканская улочка шумела на свой лад. Здесь были свои ночные бары и жизнь текла своим чередом. Кое-где горели костры: африканцы не могли отказаться от них даже в столичном городе. Костер — постоянный спутник его земляков, без него нет ни беседы, ни танца, ни купли-продажи. Костер детства и костер воспоминаний, пламя, озаряющее счастливые лица, и блики траура. На углях готовят пищу, горящие хворостинки помогают покупателю различить монету, на которую можно купить бананы или пампушки из муки маниоки. Перед костром читают газеты, рассказывают сказки, произносят политические речи. От костров поднимается чад, пахнет гарью, тянет терпким пальмовым маслом, журчащим на сковородке или булькающим в котелке. Электричества в домах нет — желтые лампочки висят на фонарных столбах. Забота полицейских властей. Для них самое главное — осветить дорогу, ворваться на машине или на мотоцикле и навести порядок. Башмак с утолщенными подошвами и высоким зашнурованным верхом не боится огня. Налетевшие солдаты расшвыривают головешки, топчут их, а публика шарахается по сторонам. Власти не любят, когда африканцы засиживаются у костра. Пусть судачат в темноте.

А без костра нет полного наслаждения! Костер не только место, где приготовляют пищу: огонек создает настроение. Артистическая натура африканца проявляется у костра во всей полноте. Тут он кум королю, сват министру! Лиловые языки пламени, легкое потрескивание хвороста, дымок, поднимающийся в темноте и растворяющийся в ней. Какие-то омоложенные отблеском лица, удивительная расположенность к беседам, желание пробыть тут около теплой золы до самого утра. Возникает чувство отрешенности от того мира, в котором находился весь день и который так давит своими бесконечными материальными заботами. И все это дает костер, простой и волшебный одновременно. Вся жизнь африканца освещена им. Вся жизнь — от костра к костру. Пунктиры бренного пути по земле.

Костер между соседними домиками, привлек Лумумбу песней. Молодой парень стоял и играл на утете — дудочке из тростникового стебля. Чтобы не заглушать нежного и робкого голоска утете, певец пел тихо-тихо. Лумумба узнал в исполнителе Жозефа Кабасели, своего земляка. Прислушался.

Что это за дерево без листьев,

Что за стебель без цветков!

Не бывает дней без солнца,

Как и ночи не бывает без луны.

Нет и человека без любви,

Если он, конечно, человек.

Без тебя и я не существую,

Мой листочек, мой цветок!

Повернись ко мне луной и солнцем,

Чтобы время шло не днями и ночами —

Чтоб любовью мерилось оно.

Верно: ты со мною согласилась

Жизнь пройти дорогою любви.

Лумумба захлопал в ладоши, направляясь из темноты к костру.

— Хорошо, Жозеф, очень хорошо! Такая милая песенка, — проговорил он.

— Нехорошо, что ты скрываешься, — обрушился на него с упреками Жозеф. — Мы не полицейские, Патрис, нас бояться нечего. Откуда ты появился?

— Пожалуйста, не обижайся. Я просто ходил по улице, а услышав песню, остановился, чтобы прослушать ее, не прерывая. За последнее время я только и знаю, что слушаю выступления на политические темы. И сам произношу такие же речи. Согласись — несколько однообразно...

— Я не политик, Патрис, но я верю тебе. Мои песни будут всегда с тобой. Мой джаз на твоей стороне...

Они расстались. Лумумба пошел дальше по улице Каанге и вскоре оказался на самой окраине Леопольдвиля, ничем не отличающейся от африканской деревеньки. Там, у реки Конго, светились гроздья электрических огней — пояс неприступности для коренного жителя этой страны. Окраина укутывалась приземистым дымом. Изредка вспыхивали костры. Лумумбе хотелось побыть наедине с собой. И он устремился воспоминаниями к другому костру — костру родины и детства.

...Ему шел десятый год. Долговязый, подвижный мальчишка без устали топтал отцовские тропы: ходил с ним на рыбалку, на охоту, в лес и поле. Носил матери суш-ник на- топку. Таскал воду из ручья. Чистил рыбу, потрошил дичь. Плел из камыша и хвороста корзинки. Рос помощник, надежда отца. И это становление мужчины отмечалось особым ритуалом: все мальчики обязаны были пройти период посвящения во взрослых. Девочки собираются в одну группу, мальчики — в другую. Направляются в лес и обосновываются отдельными самостоятельными лагерями. Существуют разные обряды и для девочек и для мальчиков. Какая это тяжелая романтика! И она продолжается два-три месяца. Примитивными, грубыми приемами испытывается мужское достоинство подростка, делающего первый шаг в новое состояние. Преодолевается рубеж: прошлое остается позади, как шлепанцы на пороге храма. Мальчику дается новое имя: в лесных лагерях Патриса не стало — вместо него появился Эмери. Все слабости и недостатки, проявляемые до этого, должны отойти в прошлое. Человек как бы рождается заново. Тело, тень и душа, присущие согласно африканской философии каждому мыслящему субъекту, приобретают новые, более возвышенные свойства. Не без содрогания Лумумба припоминал лесные игрища. Многоопытные опекуны заставляли их прыгать в глубокие ямы, где курились костры. На них набрасывались люди в страшных ритуальных масках. Раздавались душераздирающие крики. Проливалась кровь, но на нее не надо было обращать внимания. В этом и состояло воспитание мужества: ранен — не кричи, течет кровь — не замечай, не дают есть — не жалуйся на голод, бьют плетью — ну и что ж такого? Ведь тебя готовят к долгой и достойной человека жизни, в ней может случиться всякое. Новая вера достигалась... плетью. Ты когда-то позволял себе непослушание и далеко не всегда следовал советам старших. Теперь ты будешь знать, что такое умение подчиняться: через него лежит путь к великой силе, которую ты обретешь. И не вздумай роптать, не смей жаловаться — здесь тебя все равно никто не поймет. Не продлевай свое пребывание в лесном лагере.