Николай Хохлов - Патрис Лумумба

Сегодня великий день

Для нас, молодых ребят, —

пели тогда хором, стараясь во всем угодить старшим, всеми своими действиями подтвердить, что период мальчишества с его безответственными поступками кончился, что из лагеря в деревню пойдет новое пополнение мужчин, на которых можно положиться.

Ночами — а сколько их впитала память! — садились около огонька. Ребят было не узнать. Глаза скрыты очками, сделанными из коры деревьев или листьев. Кожа натерта толченым углем. На голове — гирлянды листьев, перевитых лианами. Тропинки выложены листьями: во время обряда парни не должны ступать по обычной земле. Нельзя затевать разговор первому — молчи, если не спрашивают. Приучай себя к размышлению. Похвал в лагере не бывает, зато наказание подстерегает на каждом шагу. Если надо было проучить ослушника так, чтобы он запомнил на всю свою жизнь проступок, его клали на муравьиную кучу или заставляли взбираться на дерево и голыми руками собирать мед диких пчел. И чтоб ни единого стона! Крик, даже случайно вырвавшийся, служит поводом к повторению наказания. Смерти бояться нечего. Когда человек умирает, он идет в деревню Бвалайя Нзамби, деревню божества, и перевоплощается в леопарда, а женщина в антилопу. Душа знахаря вселяется в гиппопотама: признак необычной силы.

Жизнь в лагере — подготовка к настоящей жизни. После этого можно обзавестись женой, детьми. Ты становишься равноправным членом племени. Не забывай, чему тебя учили около костров: не бойся воды и леса, вступай в схватку с любым хищником, не дрожи при виде ножа противника. Вставай раньше — у тебя всегда будет много дел. Не изменяй жене, не кради, не лги. Будь гостеприимен. Пригласи соседа на обед: может быть, он ничего не ел. У тебя все должно быть красивым — улыбка, походка, манеры. Все ли ты усвоил? Если так, то направляйся в лес с копьем и раздобудь для своих наставников лакомств: вкусных корней, ароматных трав, налови птиц, убей антилопу. Надо отблагодарить учителей за их многодневные труды. Лагерь готовится к пирушке. Начинается купанье в реке. Ребята сбрасывают с себя одежду из ткани и листьев, смывают краску и бросаются вплавь. После купанья тело покрывают белой краской: это возрождение, знак неиспорченности, чистоты. Белый цвет предохраняет от болезней. Теперь иди танцевать. Двигайся по кругу — так ходит и солнце на небе. Смажь тело маслом, посыпь его опилками из красного дерева. Цвет крови, символ жизни, радости, здоровья. Какой ты стал могучий! Тебя уже ничто не устрашит...

Лагерный костер погас. Огонь пожрал все, в чем пришли сюда ребята. В деревню двинулись новые люди в новой одежде. Посвящение в мужчины состоялось. Церемония окончена. Осталось лишь немного — жить так, как подобает мужчине.

Костры детства — костры воспоминаний. Лумумба видел, как закладываются иные костры, каких не было еще на земле его родины. Вокруг них никогда еще не сидело так много народа. Что принесут они? В какой роли предстанет он сам? Все ли поймут посвящение в новую жизнь целой страны? Это будут костры праздничных торжеств или испытаний? Или и то и другое вместе? Какие краски выберет судьба?

В эту ночь он не ложился спать.

Лумумбе порой казалось, что какой-то злой рок создал языковые границы: странно смотреть на двух конголезцев, очень похожих друг на друга, но разговаривающих на различных диалектах. О принадлежности к разным народностям судят зачастую не по внешнему виду, а по отметкам на лице, по татуировке, по тому, как сточены зубы.

Какое искусственное разделение! «Нужно общение»,— эти слова не уставал повторять Лумумба. Общая цель объединит племена, сметет перегородки между ними. Уже сейчас все прекрасно понимают слово «ухуру», и требование свободы является всеобщим: оно сплачивает. На первый план выдвигается задача политического просвещения. Лумумба убедился в том, что даже безграмотный крестьянин начинает приобщаться к политике и усваивает патриотические лозунги сегодняшнего дня. Каждый конголезец ратует за независимость, скандирует на массовых митингах это волшебное слово, не умея прочесть его в книге, не зная, как оно пишется. Грамотность придет потом. В свободном Конго народ сядет за парты и вырвется из невежества. Теперь важно наладить взаимопонимание между руководителями политических партий и организаций. Лумумба придавал огромное значение контактам с лидерами Баконго, особенно с Жозефом Касавубу.

Баконго — обширный район, охватывающий все среднее течение реки, провинцию Леопольдвиль, выход страны к океану, значительные территории правобережного, Французского Конго, а также Анголы и Кабинды. Баконго — конгломерат племен. Главный язык лингала, но многие говорят и на киконго. Жозеф Касавубу родился в местечке Чела, что в нескольких километрах от границы с португальской колонией Кабиндой. Его родное племя баконго. Учился в миссионерской школе. В семинарии изучал латынь, схоластику, теологию. Службу начал в финансовом департаменте бельгийской администрации Леопольдвиля. Довольно быстро шел в гору по ступенькам бельгийской колониальной лестницы. Он стал первым африканским бургомистром коммуны Дендале, пригорода конголезской столицы. Он был идеальным эволюэ, с которым бельгийский чиновник всегда находил общий язык. Смешно припоминать, но когда-то, в ранней молодости, в самом начале своей служебной карьеры, Жозеф искренне верил в умственное превосходство европейских поселенцев. Внешне все свидетельствовало об этом, и практика каждого дня все больше и больше подтверждала эту теорию об интеллектуальном неравенстве. Он знал немало бельгийцев, которые, прибыв в Конго и получая сравнительно скромную плату, быстро превращались из мелких служащих в богатейших людей — плантаторов, владельцев гаражей, торговцев, судовладельцев, держателей акций, крупных фермеров, банкиров.

Жозеф потом иронизировал над своими заблуждениями. И как только он мог думать, что большое богатство может быть достигнуто большим умом! Сколько пустоголовых, ограниченных торгашей осело в Конго! Боже, боже, а какая тупость царила в генерал-губернаторстве... Он изучил эту среду досконально.

В школах миссионеров, в католических семинариях, на различных курсах, открытых для подающих надежды конголезцев, тайным и явным образом велся этот спор об интеллектуальных высотах. Касавубу и сам варился в этом котле. Учиться он начал поздно: в двадцать лет он еще был семинаристом и, подобно другим однокашникам, мечтал о высшем образовании в Европе.

Но Жозеф-семинарист тогда лишь начинал свой путь морального самоусовершенствования: его еще не прозвали «Улиткой», его натура сохраняла и непосредственность юности, и желание все свои помыслы вынести на суд товарищей. К тому же аббат, занимавшийся с ними законом божьим, был каким-то странным субъектом. Он требовал от слушателей, чтобы они воспринимали учение Христа не механически, а пропускали его через мозг и клали на сердце и душу. Аббат подолгу оставался на-един© с тем или иным учеником, закрываясь в комнатке и обрушивая на очередного избранника массу вопросов.