Борис Кудрявов - Гибель Высоцкого. Правда и домыслы

— А про Кобзона ваш муж ничего не рассказывал?

— Кобзон приехал тогда самым первым и предложил Юре какую-то большую сумму. Но это произошло уже после звонка из Моссовета. Вместе с Кобзоном была Наталья Фатеева. Муж поначалу испугался. Деньги брать не стал. Потом я приставала к нему с расспросами, толстая ли пачка? Юра так недвусмысленно давал понять, что на машину там было.

Неприятности у него начались сразу после похорон Высоцкого. Какие-то люди из руководства города (по рассказам мужа) все время приставали к нему с вопросами: «Как ты посмел? Сколько тебе заплатили?» Считали, что он поступил своевольно. Юра пытался объяснить, что выбрал место под могилу Высоцкого из чисто хозяйственных побуждений. Похорони его в другом месте — кладбищу был бы нанесен существенный ущерб. Время показало, что муж прав — многие годы к могиле шли огромные толпы людей.

Ему же открыто тогда дали понять, что следует сменить место работы. Мучился он страшно, переживал, даже заболел. Юра умер в 1998 году от рака в 52-летнем возрасте.

Сам он был фанатом Высоцкого — всегда под рукой куча его пластинок, кассет магнитофонных. Так все и валяется где-то на даче. Вместе с визитной карточкой Кобзона…

Ищите бывшего директора Ваганьковского кладбища Олега Устинскова. Он много чего может знать…

И я стал искать…

И нашел.

Этого удивительного человека я нашел почти случайно. Данных о нем ни у кого из близкого окружения Высоцкого получить не удалось. Помогла, как всегда, нестандартная ситуация: во время похорон на Ваганьковском кладбище известного джазмена Георгия Гараняна судьба свела меня с человеком, знавшим бывшего директора этого кладбища Олега Моисеевича Устинскова.

Олег Моисеевич живет совершенно уединенно в одном из дальних уголков Подмосковья. Узнав, что я интересуюсь Высоцким, с радостью встретил меня в своем скромном деревенском доме.

— Олег Моисеевич, ваша фамилия ни в каких «высоцковедческих» изысканиях почему-то не засвечена?

— Мне всего-то 74 года. Живу, как живу. Никто меня даже не разыскивал. Вот ты, Боря, первый. Садись за стол. Махнем по рюмашке за знакомство.

Высоцкого я увидел впервые ранней весной в 1979 году. Месяц точно не помню. Но снег еще лежал. Он приезжал вместе с Мариной Влади на кладбище. Сидели в моем кабинете. Пили чай. Помню, Володя обратил внимание на настенный календарь. Он был церковный. Хотя комитетчики запрещали нам тогда религиозные атрибуты. «Интересно, — спросил Высоцкий, — вы что, верующий?» — «Ведь рядом с людским горем приходится работать», — ответил я. Я сразу почувствовал, что с Володей можно говорить на любые темы. Глаза у него были очень живыми.

Высоцкий с Влади интересовались насчет возможного захоронения какого-то своего умершего друга. Мы даже ходили присматривали место для могилы. Проходили и мимо того места, где теперь могила самого Высоцкого. Отчетливо помню его искрометный взгляд в ту сторону. Край ведь всегда считался особым местом на кладбище. Любая могила на виду. Хотя в ту пору там лишь оградки какие-то торчали.

После войны заброшенных могил на кладбище было без счета. Но свободного места вокруг практически не было. Правда, в одном месте между соседними оградами образовалась дыра. Человек там пролезал. Но, для того чтобы выкопать новую могилу, нужно было чуть сместить несколько старых покосившихся оградок. Раньше ведь как было — раз оградка стоит, значит, чье-то место. Неважно, что на могилу годами не ходят.

Выходит, Высоцкий как бы сам выбрал себе место на Ваганьковском. Именно там, куда он смотрел, его и похоронили. Помню, Марина в полушутку-полувсерьез неожиданно произнесла, что тоже хочет быть похороненной на этом кладбище. Нравилось ей тут почему-то. С той встречи я стал к этому месту присматриваться особо. Вместе с Юрой Бояровым мы даже придумали кое-что. Попозже расскажу.

Потом были разговоры, что Ваганьковское кладбище действительно отличается от других особым местом расположения, не такой заорганизованной помпезностью, как Новодевичье. И Володе, и Влади не нравилось, к примеру, захоронение там Василия Макаровича Шукшина. «Ни подойти, ни постоять, ни помолчать, — в один голос говорили они. — Нескладно как-то. Проход по пропускам каким-то. Зачем все это? Кладбище должно быть демократичным».

— Как же вам удалось заполучить такое место — директора престижного Ваганьковского кладбища?! Наверное, «мохнатая рука», как говорили в советские времена?

— (Смеется.) Попал я туда в 1974 году. Отработал ровно восемь лет. Говорили, что попасть на Ваганьковское — все равно что пост министра получить. На самом деле меня туда чуть ли насильно затащили!

После окончания пединститута я работал в школе, преподавал географию и биологию. Получал две с половиной копейки. Женился. Дети пошли. И теща заела: почему, мол, так мало получаешь и жилья своего нет. Году в 70-м приятель устроил меня могильщиком на Долгопрудненское кладбище. Так жизнь постепенно стала налаживаться. В течение двух лет рыл могилы. Сколько народу перехоронил! Потом кто-то «капнул» высокому начальству, что у меня высшее образование. А работает простым могильщиком. Непорядок. Предложили стать директором Бабушкинского кладбища. Так моя карьерно-кладбищенская лестница полезла вверх. Так «дослужился» и до Ваганьковского.

Знаешь, почему? Потому что не пил. И не воровал. А Ваганьковское в наших кругах считалось жутким кладбищем. Номенклатура на номенклатуре! Перед моим приходом туда Фурцева, говорят, многих директоров пересажала.

В первое время я за голову схватился: бандюганы, блатные, хоккеисты знаменитые, футболисты известные толпами валили в мой кабинет. И все деньги суют. Выпить предлагают.

Порядок я там, конечно, со временем навел. В Моссовете стал на хорошем счету. Хотя обстановка вокруг о-хо-хо: комитетчики следят, милиция все время дергает. Кто глупый, тот залетал сразу. Ведь были такие среди могильщиков, кто и хапал.

24 июля 1980 года я из Москвы уехал на дачу. «Юр, — говорю Боярову, — если будет какое ЧП, звякни мне обязательно». 25-го или 26-го, уже точно не помню, по «Голосу Америки» я услышал о смерти Высоцкого. «Юра, ты сам знаешь, где Володю хоронить. А я приеду, разберемся», — позвонил я Боярову. Местечко, где сейчас покоится Володя, было у нас на особом счету. Юра стал говорить, что приходили какие-то артисты вместе с Кобзоном. Стали просить хорошее место под могилу.

Возвращаюсь в Москву. Прибегает Митрохин Владимир Петрович. Глупый, темный, малообразованный человек был. Но работал он заместителем начальника Управления коммунального обслуживания населения при Моссовете. Должность о-го-го какая!