Стив Малинс - Depeche Mode [litres]

Возможность создания звука позволила всем в группе музыкально поучаствовать в создании «Construction Time Again». Не-музыканты Гаан и Флетчер с энтузиазмом прослушивали малейшие звуки окружающей среды, вооруженные записывающим магнитофоном Джонса. Тем не менее, они до сих пор несколько необычная связка трех отдельных союзов: Флетчера и Гора, Гана, Уайлдера и Миллера, в качестве высшей инстанции. А теперь и Джонс был добавлен в эту связку. «Мне действительно нравился Гарет, – с теплотой вспоминает Уайлдер. – Он был таким восторженным, когда мы впервые встретились, он просто не мог остановиться – постоянно говорил. Он был гиперактивен. Я думаю, ему нравилось направление, в котором мы двигались, но иногда ему было очень трудно находиться вместе с нами в студии. Мы были настолько разными, и все занимались разными вещами. Половина из нас прозябала в студии, кто-то тихо напивался в соседнем пабе, и только один из нас занимался чем-то полезным. Вот среди этих детей и были Дэниел с Гаретом».

Уайлдер вспоминает, как Энди Флетчер обычно становился мишенью шуток Мартина, когда тому становилось в студии скучно. «Странные отношения Мартина и Флетча превалировали в студии. Складывалось ощущение, что они еще не до конца покончили с детством и потому творили действительно странные вещи. Обычно они играли в игру, когда Мартин прятал футляр от очков Флетча, а Флетч впадал в панику по этому поводу. Это происходило ежедневно и бесило каждого, кто в это время пытался добиться какого-то звука от синтезатора или сделать новую запись, типа Дэниела, Гарета или меня. Только мы начинали играть, как начиналось: “Эй, Март, а, Март! А где мой футляр? Иди сюда! Что ты с ним сделал?! Я знаю, что это ты его спрятал!” А потом присоединялся Дэйв и начинал издеваться над Флетчем. Таким образом, потасовка длилась около получаса, пока Флетч искал свой футляр, бесясь все больше и больше с каждой минутой, пока Март не отдавал его. Это было каждый день, с того дня, как я начал работать с ними, и было еще пару приколов, которые они также постоянно повторяли».

На самом деле Флетчер был конечной целью для шуток у всех, поскольку его нервный и дерганый характер делал его легкой мишенью и позволял доставать по любому поводу. «Мы очень много смеялись над Флетчем, – объясняет Уайлдер. – Он был тогда сильно взвинченный и очень худой из-за того, что много энергии тратил на нервы. Он частенько впадал в панику, а, знаете, когда люди паникуют, они начинают говорить и делать глупости – и он делал их много. Я думаю, что все это было результатом недостатка самоуверенности и естественно выливалось порой в серьезную депрессию. В такие дни футляр не пропадал».

Тем не менее, Уайлдер подчеркивает, что «…не все дурацкие шутки были направлены на Флетча. Дэниел в студии был жутким занудой, относясь ко всему очень серьезно. Он мог проводить час за часом, день за днем, добиваясь какого-нибудь звука, и был частенько нервным из-за этого. Я не придавал этому особого значения, потому что знал, что он хотел сделать что-то особое. Но он был упитанным товарищем и так низко носил брюки, что было видно задницу. Он стоял за синтезатором, крайне напряженный, а мы кидались в него орешками, пытаясь забросить их за резинку трусов. И он страшно раздражался, когда нам это удавалось».

После того, как запись в The Garden была закончена, группа решила просмотреть другие студии для сведения, потому что в студии Фокса было только 24 дорожки. Пока они этим занимались, Гарет Джонс побывал в Германии на прослушивании одной местной группы из Берлина, которые хотели, чтобы он их продюсировал. «Их менеджер сказал, что они хотят записываться в Берлине, но меня это не устраивало. Тогда он сказал мне: “Ну, дайте мне хотя бы показать вам студию”. И он привел меня в огромный пентхаус, который назывался студия Solid State в Ганзе с 56 каналами (единственная на тот момент подобная студия в мире). Она представляла собой комплекс из 5 студий, оборудованных новейшей техникой. Я был просто поражен. Дэниел тоже в тот момент находился в Берлине, потому что Ник Кейв (артист Mute) записывался в Ганза Студио 2. Это был такой огромный зал, очень массивный, с хорошей акустикой и странной вибрацией. В общем, мы встретились с Дэниелом, и я сказал: “Слушай, а, может, сведем Construction здесь?” Дэниел к тому моменту уже проникся духом Берлина, так что идея ему понравилась».

Еще одним важным достоинством Германии в выборе ее местом сведения пластинки было то, что стоило это дешевле, чем в Лондоне. Джонс: «У фунта был устойчивый курс, что позволяло неплохо экономить. Группа могла приехать, жить в лучшем отеле, перевезти все вещи через океан и все равно получалось дешевле, чем в Лондоне». «Да, было дешево», – соглашается Миллер, хотя сейчас он указывает на другие очень важные преимущества. В то время как в Британии процветал рынок альтернативной музыки, в 1983 году (многие группы были вскормлены или открыты Стиво из Some Bizarre), изначальное увлечение синтезаторным попом уже прошло. Возрастающий традиционный поп-року подход к технологии сэмплирования занимал в чартах все более высокие места, что вскоре привело к одному из наиболее застойных и безыдейных музыкальных периодов в Британии в середине 80-х годов. Проводя много времени вне страны, Depeche Mode не были подвержены этому бесплодному, хотя и популярному консерватизму. Миллер вспоминает: «В Британии ничего не происходило, в королевстве было скучно до чертиков. Вот поэтому особенно приятно было выбраться из страны. Оглядываясь назад, могу сказать, что для нас это было, наверное, важно, так как означало, что мы не были насильно вовлечены в это безвкусное безумие, творящееся в Англии. То, что они варились только в своем собственном соку, давало им уверенность в правильности быть не такими как все. Ну и также это не давало им сбиться с выбранного творческого пути».

Участникам группы очень нравилась атмосфера другого города, а также собственный звездный статус. У студии Ганза была также впечатляющая музыкальная история, поскольку именно здесь в конце 70-х Дэвид Боуи записывал свою знаменитую берлинскую трилогию – Low, Heroes и Lodger . Англичанин и его друг Игги Поп несколько лет жили в Берлине. Его альбомы The Idiot и Lust For Life , спродюсированные Боуи, также были записаны в Ганза. Клаустрофобные настроения альбома были частично навеяны расположением студии, окна который выходили на Берлинскую стену. «Мне было там очень хорошо, – восторгается Дэниел Миллер. – Мы работали буквально около Стены. Берлин был маленьким островом в середине восточной Германии, и это оказывало ощутимый эффект на сознание – его было невозможно избежать».

«Как только мы приехали, все тут же прониклись духом Берлина и начали носить черную кожу, и даже я!» – ухмыляется Джонс. В 1983 году Берлин не сильно изменился по сравнению с теми годами, когда там жили Боуи и Игги Поп. «Берлин – это город с привидениями, но со всеми преимуществами этого. У местной полиции было абсолютно пофигистичное отношение ко всему. Мы это называли “пример для подражания”. К тому же это город алкоголиков, на улице всегда был хотя бы один пьяный». Боуи: «Берлин – это город баров, в которых напиваются печальные, разочарованные люди».