Вадим Эрлихман - Дракула

Но был ли сам Дракула верен им? Обвиняя его в жестокости и «зломудрии», источники ни разу не упоминают о его пьянстве, обжорстве, мотовстве или тяге к роскоши. Создается впечатление, что воевода, как многие тираны, вел довольно скромный образ жизни, позволяя себе только одно отклонение от библейских норм — внебрачные связи. Похоже, его отношения с женой довольно быстро разладились; беллетристы предполагают, что она безуспешно пыталась заступаться за жертв Дракулы и в итоге возненавидела его. Есть даже версия, что господарь казнил несчастную Снежану (если ее звали именно так), хотя, как мы увидим, на самом деле она погибла позже и совершенно иначе. Ее просто путают с героиней одной из страшных легенд — любовницей Дракулы, которая однажды заявила ему, что беременна от него. Вот как описывает эту историю румынское предание в изложении Петре Испиреску:

«У Влада Воды Цепеша была любовница. Дом ее стоял в глухой и безлюдной части Тырговиште. Даже собаки не чуяли, когда он ее навещал. Надо же было, чтоб за какие-то грехи полюбилась она ему. В нем говорила только похоть, и ничего больше.

Бедная женщина всячески старалась ему угодить. Он принимал от нее все знаки любви, и при ней его лицо немного оживлялось. Как-то, увидев, что он мрачнее, чем обычно, и желая его развеселить, она посмела сказать ему ложь:

— Твое величество, ты обрадуешься, как только я тебе сообщу новость.

— Какую же новость ты мне сообщишь?

— Проник мышонок в молочный горшок.

— Что это значит? — спросил Вода, ухмыляясь.

— Это значит, твое величество, что я чувствую себя затяжелевшей.

— Ты такие слова не болтай больше.

Женщина знала, как Вода Цепеш наказывает за ложь, и захотела показать, что говорит правду:

— Так оно, твое величество, как я сказала.

— Не будет оно так, — сказал Вода, нахмурив брови.

— А если будет, то надеюсь, что твое величество обрадуется, — еще осмелилась добавить женщина.

— Сказал я тебе, что этого не будет! — крикнул Вода и топнул ногой. — Я тебе покажу, что так оно не будет.

И, выхватив меч, полоснул по животу сверху и донизу, чтобы посмотреть, верно ли она сказала или солгала. И когда она стала умирать, он ей сказал:

— Вот видишь, не будет.

Он ушел, а она отдала душу Господу в страшных муках, за то что солгала, желая развеселить своего любовника» [71] Там же. С. 196–197. .

Не очень понятно, чего хотел «зломудрый» воевода: наказать любовницу за ложь или избавиться от нежеланного ребенка, который по валашской традиции стал бы потом претендовать на власть. А может, его, как и тогдашних итальянских гуманистов, просто интересовало устройство человеческого тела? В то время по Европе ходил похожий анекдот про Мехмеда II, который был увлечен садоводством и выращивал в своем дворце всевозможные цветы и фрукты. Однажды, обнаружив, что кто-то съел выросший у него на грядке огурец редкого сорта, он велел распороть животы десяти (по другой версии — восемнадцати) бостанджи, то есть садовникам, и в желудке у одного все-таки нашел семечки огурца. Что характерно, это жестокое деяние иногда тоже приписывают валашскому господарю.

При всем этом Дракула, которого и современники, и потомки обвиняли в служении дьяволу, был не чужд благочестию. Если его предшественник Владислав II за девять лет правления построил всего одну церковь, а Стефан Молдавский возвел первый храм только на десятом году пребывания у власти, то валашский господарь всего за пять лет основал как минимум четыре храма — в уже упомянутых монастырях Комана и Снагов, а также в Балтени и Тыргшоре, на месте гибели отца и брата. Все его гонения были направлены против католиков — и убийства монахов, и изгнание их из Валахии, и сожжение церкви Святого Варфоломея в Брашове (в «Анналах Мелька» говорится, что там он даже ел на церковном алтаре, что было равнозначно осквернению храма). Понятно, что именно из католического лагеря исходят самые страшные обвинения в его адрес. Но Дракула, верный сын своего времени, вполне мог считать католиков «ненастоящими» христианами, то есть не совсем людьми — какими они сами считали православных.

В сентябре 1460 года воевода пожертвовал румынскому монастырю Филотеу на Афоне четыре тысячи аспр ежегодно за упокой души… нет, не его многочисленных жертв, а отца и монахини Евпраксии — по всей видимости, его матери или мачехи. До этого он выделял большие суммы другим обителям, включая еще один афонский монастырь — Свято-Пантелеймонов, где жили русские монахи. Именно Дракула сделал валашскую церковь независимой; отныне ее митрополит не назначался из захваченного турками Константинополя, а избирался местным духовенством. Около 1457 года им стал Иосиф, старец (настоятель) монастыря Козия, который по этому случаю был освобожден от всех налогов. Та же привилегия была позже дарована монастырю Тисмана. Из четырех хрисовулов (жалованных грамот) Дракулы три посвящены дарованию земель и привилегий монастырям.

Конечно, для средневекового правителя это типично, но как-то странно представлять Колосажателя, ославленного в веках вампиром, в роли покровителя церкви — или вообще правителя, занятого мирными делами вроде установления торговых пошлин или разрешения спора о краже стада коров. Казалось бы, он, как истинный герой «черной легенды», должен дьявольски расхохотаться да и посадить на кол обоих спорщиков — но нет, обыденно присудил стадо одному из них. Вообще не исключено, что Влад при всей его «зломудрости» мог с годами успокоиться, став нормальным — или даже выдающимся — монархом своей эпохи. Если бы жизнь дала ему такую возможность… но этого не случилось. Часы истории неумолимо тикали, приближая воеводу к главной, хоть и не последней войне его жизни.

Матьяш по-прежнему не хотел отправляться в поход на восток, предпочитая реализовывать свои завоевательные планы на западе. Это придавало османам смелости. Вскоре они захватили Смедерево, последний независимый город Сербии, а потом и уцелевший осколок Византии — Морею или Пелопоннес, правитель которого Фома Палеолог бежал в Рим вместе с дочкой Зоей, будущей русской государыней. Не без труда расправившись с мятежными эмиратами Анатолии, Мехмед II заодно прихлопнул, как муху, христианскую Трапезундскую империю, открыв себе тем самым дорогу на Кавказ. Это случилось в августе 1461 года, но до того враги султана могли надеяться, что он завязнет в восточном походе надолго — или вовсе не вернется из него. Именно тогда, по всей видимости, Дракула решился на дерзкий поступок — прекратил выплату дани, которую до этого исправно посылал в Стамбул.

Это, конечно же, было замечено при османском дворе и отразилось в хронике хорошо информированного Турсун-бега, бывшего тогда секретарем султанского дивана (совета): «Добившись поддержки Высокой Порты, он (Дракула. — В. Э. ) разбил венгров, убив многих из них, как и других воевод равного с собою ранга. Эта победа сделала его чересчур самоуверенным, и когда султан отправился в длительный поход на Трапезунд, он, побуждаемый гордыней и склонностью к вражде, решился нанести вред османским владениям» [72] Cronici turcești. Р. 67. . «Венграми» турецкий хронист называет трансильванцев, а к «воеводам» причисляет, очевидно, Дана III, но в целом видит картину верно. Никаких теплых чувств к туркам Дракула не питал и долго ждал момента, когда можно будет открыто выступить против них, не опасаясь удара в спину от враждебных соседей или собственных бояр.