Александр Архангельский - Несогласный Теодор. История жизни Теодора Шанина, рассказанная им самим

А чтоб они были возможны, надо по-другому подойти к вопросу. Я ему предложил создать четыре университета. Англо-русский, американо-русский, немецко-русский и французско-русский. Чтобы каждый из них обобщил свой национальный опыт – и изучил опыт российский, определив, какую комбинацию элементов русскости и нерусскости надо предложить России на университетском уровне.

Мы встретились, хорошо поговорили. И он мне сказал: “Это точно то, чего мы хотим. Но только на четыре университета у нас сил не хватит”. На что я предложил: “Ну что ж, если надо начинать с одного, то возьмем британско-русский, потому что это мне ближе, конечно. Сделаем его лабораторией для анализа успешных и неуспешных моделей. Но с расчетом на то, что со временем откроются все четыре”.

Тут Ягодина сняли. Появился новый министр и новые люди в правительстве. К счастью, осталось решение, уже принятое Министерством образования, и был заключен договор между Минобром и мной. По нему русская сторона предоставляет здание для университета, места проживания для английских преподавателей, которых мы сюда притаскиваем, и десять процентов бюджета. А я взялся раздобыть девяносто процентов необходимых средств. В Манчестере мне обещали, что постараются помочь советом и местами для студентов по обмену. Деньги я нашел, обойдя с шапкой и Британский совет, и Британскую академию, и многие другие структуры, которые помогали мне организовывать семинары. Насобирал семьдесят тысяч долларов. Это тогда были большие деньги. Я таких денег до тех пор не видал… Ну, Россия была тогда очень популярной; сегодня это бы уже не прошло.

Но у Минобра было ко мне еще одно условие: вы должны подписаться на несколько лет работы здесь, в Москве. Переезжать в Россию, особенно тогда, – это было непростое дело. Посоветовался с Татьяной Заславской, Отто Лацисом и Юрием Левадой; все они сказали примерно одно и то же: что, во-первых, все это доброе дело, во-вторых, без тебя начать не удастся. Вслед за тем поговорил с женой – и решил, что надо – значит, надо. Я на три года как минимум приеду в Россию, чтобы запустить процесс. Ударили по рукам; русская сторона с ходу решила отпраздновать это дело. Мы с треском отметили в гостинице “Президент” начало новой операции. На торжествах присутствовали два министра образования – СССР (Советский Союз доживал свой век) и России. Один крупный чиновник, не буду его называть по имени – надеюсь, он себя и так узнает, – напился и полез к нашим секретаршам. Вообще, я не люблю пьяниц. Я сам малопьющий. А тут тем более пришлось вмешаться, остановить его.

Конечно, не наутро после этого, но довольно скоро мы столкнулись с серьезными трудностями. Позади был праздник, впереди – провал. Министерство образования неожиданно заявило: “Очень хорошо с вашей стороны, что вы выполнили свою часть условий, но, к сожалению, у нас нет здания”. Москва же маленькая. Где найти здание в Москве? Я пришел в ярость, но руки не опустил: у меня уже была рабочая группа довольно умных и хорошо сорганизованных, энергичных россиян, да я и сам не вчера родился. Мы сумели найти себе здание. И сказали министерству: “Обошлись без вас, нашли здание. Временное, но ничего, на несколько лет хватит, а там разберемся”. В ответ прозвучал следующий довод: “Как это здорово, как прекрасно, вы такие молодцы, но у нас и денег тоже нет, они не вписаны в бюджет; в будущем министерство попробует эту строку вписать, но сейчас никак нельзя”. Между тем англичане, американцы и другие спонсоры уже заложили в банк всю сумму “наших” девяноста процентов на первый год, чтобы начать работу. Узнав о позиции русского министерства, Британский совет приказал мне прекратить переговоры.

Должен признаться, что я с удовольствием прервал переговоры и заявил об этом министру.

Он на это:

– Ну, что вы, что вы, профессор Шанин…

Мы резко вышли из переговорного процесса; я вообще внутренне простился с этим замыслом. Мой тогдашний заместитель Ярослав Кузьминов упрямо продолжал попытки что-то сдвинуть с мертвой точки – и сдвинул. Жал, жал, жал. И в конечном итоге создал Вышку – Национальный исследовательский университет “Высшая школа экономики”. А мне все это чертовски надоело. Британский совет забрал почти все выделенные на университет деньги; на остатки суммы, которую мне позволили потратить на другой проект, я запустил академический семинар, через который прошло немало интересных русских ученых – и со многими из них меня теперь связывает дружба.

Это продолжалось ни шатко ни валко – еще два спокойных года.

Теперь о том, как погибший план восстал из мертвых.

Абел Аганбегян, с которым меня познакомила Заславская (она работала когда-то под его началом в Новосибирске), уже был к тому времени ректором Академии народного хозяйства. Он пригласил меня и сказал:

– У вас была в свое время очень интересная идея – создать университет англо-русский.

Я ответил:

– Да, но министерство это провалило.

– Думаю, что надо проект возобновить.

– Я с министерством больше работать не буду.

– Я вам предлагаю работать не с министерством, а со мной. Мы, Академия народного хозяйства, найдем вам место. Поможем всем, чем можем.

Тогда как раз начинало строиться это чертово здание на Юго-Западе Москвы, которое осталось недостроенным и которое, с дырами в покрытии, было видно из моего первого кабинета. История его строительства поистине драматическая: академик Аганбегян договорился с итальянской строительной фирмой; все выглядело очень хорошо, но только профессор Аганбегян хорошо знал русские условия, а западных не знал. На Западе никто бы не подписал договор со строительными фирмами юга Италии, потому что было ясно, кто их контролирует. И что они будут делать, как им удобно, и не сделают того, что обещали. Так и случилось. В России тогда не совсем понимали, быть может, что есть воры и на Западе.

Тем не менее я принял предложение и собрал новую рабочую группу, мы начали создавать мини-университет. Назвали его Московская высшая школа социально-экономических наук и решили, что это будет магистерская школа. Чтобы наши выпускники прямо от нас могли идти преподавать в русские университеты. Я также договорился с Манчестерским университетом, что он готов нас валидировать (сертифицировать, подтверждать соответствие стандартам, не участвуя в разработке самих программ) и, в положительном случае, выдавать второй магистерский диплом, английский. Что даже превосходило мои ожидания и просьбы.

Иногда меня спрашивают: “А приходилось договариваться обо всем со спецслужбами?” Я отвечаю прямо: “У меня нет сомнения, что был какой-то контролер от специальных служб, но, по-видимому, было также принято решение, что для них вполне достаточно нашей открытости и прозрачности”. Каждый мог посмотреть наши бюджеты. Каждый мог взглянуть на наше обучение. Изучить наши программы. Я не знаю о том, пробовали ли контролировать моих коллег; у меня чувство, что нет, что кто-то оказался достаточно умным в службах, чтобы ограничиться “невидимыми” проверками и не лезть в наши дела. Если бы кто-то влезал слишком открыто, я бы увидел – и вся та огромная помощь, которую мы получали вначале, ушла бы.