Александр Архангельский - Несогласный Теодор. История жизни Теодора Шанина, рассказанная им самим

Кстати, когда снова встал вопрос дополнительного здания, то деньги нам дал в конечном итоге Сорос. Он тоже согласился с тем, что я держу все данные открытыми. Хотя на определенном этапе у меня была с ним стычка очень серьезная. Он обозлился на то, что я не согласился с какими-то предложениями его (Сорос требовал обучать экономике, я отказался). Однако понял, что таких, как я, можно уговорить, но нельзя заставить. И до сих пор относится ко мне с уважением, хотя его отношения с русским правительством сильно испортились. Ну, это не мое дело. Я не русское правительство и не английское правительство, я – Теодор Шанин.

Не было опыта создания таких университетов, на который можно опереться. Мы собирались делать нечто невозможное в нормальных условиях, что мне громко и ясно высказывали многие мои коллеги. И русские, и английские. “Ты куда лезешь? Ты знаешь, какая это страна?” На что я отвечал чаще всего: “Я лучше вас знаю, какая это страна”. Англичанам указывал: “Я, в отличие от вас, там бывал”. Русским возражал: “А вы когда-нибудь были в русском селе?” Всегда получал один и тот же смешной ответ: “Конечно, у меня там дача”.

Я начал с того, что отобрал группу молодых преподавателей и послал их в Англию на полугодовую стажировку. Молодых – потому что они еще не закостенели. На полгода – потому что люди, которые едут на одну неделю, не годятся для нашего дела: нужно понять принципы, изучить их глубоко, не просто посмотреть, пожать руки и раздать улыбки. Решил, что мы начинаем тремя факультетами: социологии, права и социальной работы. И послал группу социологов – в одно место, социальных работников – в другое, правовиков – в третье. С тем чтобы они параллельно работали над планом деятельности будущего факультета. И поэтому они вернулись с готовыми, обкатанными в разговорах с их английскими коллегами программами.

Но второе, что я сделал – и что в России не все понимали, – отобрал людей для будущей библиотеки. И сказал им: “Вы тоже едете на стажировку, потому что мы создаем университет, который будет русско-английским, а не просто английским. И не просто русским”. И пошел к Аганбегяну, убеждать его, что нужно начинать с постройки библиотеки. На что он мне сказал:

– Теодор Матвеевич, у нас нет времени, мы должны спешно запускаться, а все задержится из-за вашей библиотеки. Начинайте без нее, а мы ее потом построим.

Я уперся:

– Не начну.

Я переубедил его. И дал объявление в Англии, что ищу главного библиотекаря в библиотеку, которую надо создавать заново. Довольно много людей откликнулось, потому что это же было интересно, экзотично – год, два или три провести таким образом. Выбрал того, который показался самым подходящим, и не ошибся: когда я вернулся в Россию и вошел в помещение будущей библиотеки, то увидел, как главный библиотекарь Йен Бейн тащит на спине мешок книг. Все создал, отладил, через два года уволился, сказав: “Дело сделано, библиотека работает”.

Но с остальными вышла неувязка: в течение трех месяцев после возвращения людей со стажировки у меня украли всех библиотекарей. Разобрали по адвокатским конторам, для которых библиотекарь с английским опытом – это было золото чистое. Им просто предложили двойную зарплату. Пришлось набирать людей в библиотеку заново; я как-то их нашел – кого-то в Москве, кого-то в Ленинграде.

После этого у меня украли двух администраторов. Осталась одна, которая мне очень помогала и теперь работает главным администратором нашей Высшей школы. Преподаватели держались лучше, потому что они хотели жить в том университетском мире, который мы создавали.

Ну, наконец, нужно было обеспечить нашу Школу книгами. Лучшая школа академических библиотекарей находится в Ливерпуле; я отправился к ним, попросил отобрать двадцать тысяч книг. Не больше, не меньше; ровно столько будет места в нашей библиотеке. И они должны покрыть все нужды трех факультетов. Они посмеялись: “Это самая трудная задача, которая у нас была в жизни”. Тем не менее справились. А я тем временем должен был спешно обеспечить место для будущих книг; на тот момент в нашем здании имелась только комната, пустая, длинная, страшная. Если посадишь читателей, то нет места для книг. Если поставишь книги, нет места, чтоб читать.

Архитектора я нашел случайно; наши дети когда-то ходили в один детский сад. Его диплом был на тему университетской библиотеки, и он сразу загорелся и справился очень умно. Почти все университетские библиотеки в СССР – я был во многих – это тесный закуток, место с маленьким окошком, через которое выдают книги. К хранилищу никто не имел доступа, потому что разворуют. А мы построили совсем другую библиотеку. Когда приезжали западные специалисты нас контролировать по линии Манчестера или просто посмотреть, у них появлялись улыбки на лицах. Английское качество. Ровно та библиотека, какая и должна быть.

Строила ее британская фирма, которая уже занималась библиотечными зданиями не только в Англии, но и за ее пределами; кажется, даже в Южной Африке. И имела некоторый опыт в России, так что не боялась неизбежных трудностей. Они заехали на нашу территорию с огромными трейлерами, полными всех необходимых стройматериалов. Я осмотрел их хозяйство, спросил бригадира: “Вы что, даже гвозди привезли? Что, гвоздей в России нет?” Он ответил: “А мы уже работали в России. Представь, ты забиваешь гвозди определенного типа. Тебе не хватает триста гвоздей, чтоб закончить. Ты посылаешь человека, чтоб купил те же гвозди, – нету таких же гвоздей. Есть другие. А так работать нельзя”. Выгрузили все и начали строить библиотеку.

Оказалось, что они действительно знали Россию лучше меня. Как-то меня досрочно вызывают из Англии: горит библиотека. Я первым самолетом прилетел сюда. Сгорел дом частично, огонь дошел до библиотеки. Здешние идиоты забыли вовремя выключить подогреватель воды, и все загорелось. Но произошло второе, что было хуже: когда английские рабочие выбежали наружу во время пожара, у них украли инструмент. Я им на это: “Что, конец всему?” – “Не-не-не. Вы успокойтесь. Инструмент уже в самолете, мы заказали, его выслали”.

Ну, а дальше начался набор. Мы набрали в первый раз тридцать человек, но прием быстро увеличивался. Кое-что пришлось менять: мы закрыли факультет социальной работы, на который я возлагал такие надежды – и в силу своего биографического опыта, и потому что это направление чертовски важное для России. У вас под социальной работой до сих пор понимают помощь бедным, что важно, но центральный вопрос – реабилитация инвалидов в возвращении в нормальную жизнь. Такой – поставленной на должный уровень – социальной работы нет в России и теперь. Но оказалось, что у министерства социальной защиты был свой университет, и они туда брали преподавателями только тех, кто у них кончал. Кроме того, наши выпускники, конечно, выделялись невероятно своей профессиональной непокладистостью. Как только их назначали, они начинали спорить и требовать изменений. К концу четвертого года все они были успешны и ни один из них не работал по профессии.