В Морозов - Дети военной поры

«Я один из тех сотен тысяч ребят, что прошли через детский эвакопункт на ташкентском вокзале.

Шел конец ноября 1941 года. Немецко-фашистские войска рвались к Северному Кавказу, где временно находился и я в детском доме в станице Казанской Краснодарского края. После взятия Ростова-на-Дону над Кавказом нависла угроза оккупации, и мне пришлось в одиночку пробираться в глубь страны. Мне тогда шел четырнадцатый год. С большим трудом я добрался до Баку, а оттуда на теплоходе «Москва» пересек Каспийское море и через несколько дней оказался на перроне ташкентского вокзала. Ко мне подошла какая-то женщина, спросила, кто я, откуда и куда еду. Затем она отвела меня в одноэтажное здание, находившееся на привокзальной площади, в котором помещался Центральный детский эвакопункт. Там оформили на меня документы, потом вымыли в бане, избавив от «дорожных спутников», накормили и уложили в чистую постель. Какое блаженство, что ты можешь наконец нормально, по-человечески отдохнуть!

Спасибо женщинам, работавшим на этом эвакопункте! Я не помню их имен и фамилий. Но это были честные, добрые люди, на время заменившие нам утерянных отцов и матерей.

Еще раз земное русское спасибо им за все доброе, что они тогда для нас сделали!

Ленинград

И еще один документ — протокол заседания исполкома Ташгорсовета от 5 марта 1942 года:

«Пункт 120.

Слушали: О награждении особо отличившихся работников на детском эвакопункте и в карантинном детском доме (внесено председателем Ташгорисполкома).

Решили: За отличную работу на детском эвакопункте и в карантинном детском доме наградить:

1. Наталию Павловну Крафт — зав. детским эвакопунктом — грамотой исполкома Ташкентского городского Совета и денежной премией.

2. Раису Львовну Верник — грамотой исполкома Ташгорсовета и денежной премией.

3. Александре Харлампиевне Быковой объявить благодарность.

4. Цецилии Самуиловне Гамбург объявить благодарность».

С увеличением потока прибывающих детей совершенствовалась система их распределения. Для больных или бациллоносителей требовалось особое помещение.

На улице Весны был открыт карантинный дом. Здесь дети находились в течение двух недель под надзором врачей, и только после этого их переводили в обычный детдом.

Ставшая вскоре по совместительству директором карантинного детдома Раиса Львовна Верник рассказывает:

— Дети попадали к нам истощенные, слабые. Некоторых приносили на носилках. Их надо было подкрепить, чтобы директора детдомов забирали их без опаски. И тут уж делалось все. Дети получали мандаринные и лимонные соки, шоколад и гранаты, яблоки и сухофрукты. Карантинному детдому были выделены дополнительные средства для закупки овощей и свежих молочных продуктов на рынке.

Но дети нуждались в восстановлении не только физического здоровья, но и духовного. Страшные тени пожарищ, убийств и бомбежек еще долго преследовали их. Они были молчаливы, замкнуты. Здесь даже самые лучшие лекарства не помогали. Только заботой и лаской можно было растопить их сердца. Работники карантинного дома делали все, чтобы дети чувствовали себя как в родной семье. Приглашали артистов, детей вовлекали в самодеятельность. Сотрудники приносили из дома книги, шахматы, игрушки, картинки, краски. Удивительно, как старая кукла, изукрашенный мячик, потертый котенок возвращали ребенку душевный покой, давно забытую радость.

Приказ наркома просвещения: «Республиканской выставке детской игрушки передать карантинному детдому игрушек и прочего инвентаря на 2000 рублей…»

И еще одно воспоминание.

Среди огромной массы людей, запрудивших площадь ташкентского вокзала, оказались братья Гребельские — Лев, Сергей и Борис. Увидев стрелку, указывавшую дорогу к эвакопункту, старший, двенадцатилетний Лева, повел к нему братьев.

«На эвакопункте к нам отнеслись очень чутко, сердечно, — вспоминает офицер Советской Армии Лев Гребельский. — А на следующий день отправили в детдом на улице Весны. Здесь нас приняли как родных. В ту пору в Ташкенте дислоцировалась Одесская школа военно-музыкантских воспитанников РККА. Из этой школы приехали к нам в детдом представители и стали отбирать способных к музыке ребят. Попал и я в их число, но переходить в музыкантскую школу поначалу не соглашался: не хотел разлучаться с братьями. Директор детдома и воспитатели меня уговаривали, объясняли: и мне, мол, будет хорошо, и Бориса с Сережей в ближайший детдом устроят. Пришлось уступить.

В 1942 году нас разыскала мама. И опять благодаря женщине, работавшей на эвакопункте. А случилось так: мама ехала в трамвае и плакала, отчаявшись найти своих сыновей. Рядом сидевшая женщина спросила, отчего она плачет. Узнав, радостно сказала: «Знаю я их, видела всех троих. В карантинном детдоме ищите».

Да, многие знали тогда этот дом. С утра и до вечера шли сюда люди. Одни — в поисках собственных детей, другие — предложить помощь, третьи — чтоб взять себе ребенка. Две тысячи детей было взято только в карантинном доме! А всего за годы войны Узбекистан приютил, согрел, вернул к жизни более ста тысяч осиротевших эвакуированных детей.

Первый месяц войны. Тяжелые оборонительные бои у западной границы, первые десятки километров оставленной территории. Отступление. Дороги забиты артиллерией, машинами, повозками беженцев. Но вот из латвийского городка Цесиса в сумерках выезжают четыре грузовика с потухшими фарами — в каждом кузове по три красноармейца с ручными пулеметами — и лесным проселком движутся на запад, обратно к границе, навстречу наступающим фашистским подразделениям. У бойцов особое задание, о котором почти четыре десятилетия спустя рассказал в своем письме в редакцию «Известий» подполковник запаса Леонид Евстафьевич Паламарчук из Золотоноши.

…Удивительное явление — почта большой газеты. Сколько уж написано о войне, а какое-нибудь простое письмецо откуда-нибудь из-под Ряжска или вот Золотоноши вдруг высветит в общей панораме событий такой «крупный план», какого не встретишь ни в самой подробной хронике, ни в романе, ни в фильме.

Итак, операция, порученная молодому военнослужащему Паламарчуку, сидящему рядом с водителем в кабине автомашины, могла быть обозначена одним словом — дети.

«Я имел от члена Военного Совета 8-й армии дивизионного комиссара т. Шабалина задание: возвратиться в район юго-восточнее занятой оккупантами Риги и вывезти оставшийся там пионерский лагерь.

Проселок тянулся то через лес, то по открытой местности. Плохо то, что со своими солдатами объясняюсь с трудом: это были латыши, военнослужащие из латышского национального корпуса, русского языка не знают, как я — латышского.