Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

Александра АНИСИМОВА

Пятнадцатилетней девочкой встретила Саша Анисимова войну. Защищала Москву в составе отряда противовоздушной обороны… Шестнадцати лет добровольно вступила в ряды Советской Армии, окончила школу военных радистов и по заданиям командования дважды забрасывалась в глубокий тыл врага на территорию оккупированной фашистами Польши (Катовицкое воеводство).

За мужество, проявленное в разведке, Александра Анисимова награждена советскими и польскими орденами, медалями. Она первая советская женщина, удостоенная польского знака «Братство по оружию», учрежденного для высшего командного состава армий Варшавского Договора. В 1965 году Первый секретарь ЦК ПОРП вручил А. Анисимовой Золотой знак «За заслуги в развитии Катовицкого воеводства».

До чего же надоел наш промерочный стол — даже иногда во сне снится…

Целую смену — двенадцать часов! — мы с Зоей, моей напарницей, бегаем каждая со своей стороны стола и промеряем остатки грубого солдатского сукна. Из них после выкроят мелкие детали шинелей — воротники, хлястики, подбортики, ли́сточки для карманов.

Нам привозят эти остатки в металлических тележках. Порой их скапливается ужасно много. Тогда мы с Зоей носимся как угорелые, только длинные линейки-метры сверкают!

Бывает у нас и неожиданный отдых, когда вдруг отключают электроэнергию — с ней часты перебои. Тогда разом смолкает тихое гудение моторчиков, от которых работают закройные ножи-ножницы.

Если это случается ночью, то закройщицы подходят к окнам и потихоньку, из-за краешков маскировочных штор, выглядывают на улицу, смотрят на небо: спокойно ли оно, не рвутся ли зенитные снаряды?.. А потом собираются в кабинете начальника цеха, зажигают коптилку и о чем-то тихо разговаривают.

А мы с Зоей обычно сразу как подкошенный валимся на тюки сукна, сложенные чуть в стороне от нашего стола, и тут же, обнявшись, засыпаем. А в дневную смену часто вспоминаем школу и учителей, одноклассников, которые почти все эвакуировались из Москвы.

Сегодня ночью не удалось прикорнуть ни на минутку, и сейчас я мечтаю лишь об одном: скорей домой, скорей в постель. Дни стали такие коротусенькие! Сейчас четверть восьмого, уже должно наступить утро, а в небе вовсю сияет луна. Предательница! Наверное, сверху фашистам хорошо виден весь город…

Ну и морозище! Обжигает лицо, перехватывает дыхание. Белое марево будто опалило все вокруг: воздух, дома… Деревья как-то непривычно неподвижны, словно неживые — застыли окончательно. Ничего, как-нибудь уж справлюсь с морозом!

Расстегиваю верхние пуговицы пальто, разматываю шарф — он у меня чистошерстяной, зеленого цвета. Загораживаю им, как паранджой, лицо. Сквозь густую вязку пешеходная дорожка видна лишь приблизительно. Зато как тепло стало лицу! Редкие прохожие в морозном тумане возникают передо мной словно неясные тени и быстро исчезают. Торопятся… В такой холод не разгуляешься!

А как-то там, на фронте, наши бойцы? Целыми сутками в белом морозном пламени…

Вчера комсомольцы с нашей фабрики отвезли на фронт, на самую передовую, полную машину новеньких, только что сшитых телогреек и ватных стеганых брюк. Я в одну телогрейку, в нагрудный карман, положила кисет и три папиросы у папы выпросила. Кисет сшила сама — синенький, с красной звездочкой. Вот только не успела написать записку…

Ужасно холодно! Лицо закрыто, а руки в варежках закоченели. И коленки деревянные, чужие…

Наконец-то мой дом. Очень страшно в подъезде — свет не горит, и кажется, что кто-то прячется в темных углах. В квартире, как обычно, никого.

Одно название — дом! Такой же холодина, как и на улице. В оконных проемах снегу сантиметра на три. От этого темно-синие маскировочные шторы кажутся еще синее. В коридоре и на кухне сплошная тишина. Жутковато, но я уже почти привыкла.

Хорошо, что папа электромонтер: у нас в комнате стоят целых три электроплитки. Длинные, на коротких ножках-пластинках, как маленькие таксы. Не раздеваясь, включаю сразу всю нашу «отопительную систему», кипячу воду и завариваю полную кружку крепкого-прекрепкого чая. Пью его, почти обжигаясь, но руки и лицо по-прежнему ледяные. Снимать пальто, шапку и валенки еще рано. Да и что могут эти три «таксы»? Ведь не обогреешь ими белый свет!..

Центральное отопление не работает давно. Порой мне кажется, что не только наша квартира, но и весь дом, в котором сейчас живут лишь несколько человек, продрог до основания. И отогреется не скоро. Наверное, после того, как закончится война…

Недавно папа принес домой «буржуйку», которую смастерил сам на заводе. И мне вдруг стало весело. Я засмеялась и сказала: «Здорово! Как в гражданскую войну!» А папа ничего не ответил, даже не улыбнулся.

Пока он ее устанавливал в комнате, пока проделывал в окне отверстие для трубы, я собрала старые газеты и журналы, что нашлись в квартире. Оказалось, этого «топлива» хватило лишь на один раз. Вот когда я убедилась, что правильно говорится: «Все вылетело в трубу!»