Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

…Аничкин признался мне, как всегда по секрету, что с ним «несчастье»: втрескался по уши в Гигиену… Гости танцевали и пели до часу ночи. Райлин ушёл раньше всех гордый и обиженный: ему не уделили должного внимания. Гошка провожал свою пассию, а перед сном страдал.

— Что делать? — спрашивал он сокрушенно. — Она мне нравится, но не подходит по некоторым показателям…

— Ничего не делай, — советовал я. — Переделать человека после 18-ти лет невозможно…

Чайная церемония. Опоздавшие победители. Избыток сарказма.

Дозатор цемента. Солярка — кисель. «По обстоятельствам».

Прощание с Йосей. Командировка — не подарок.

1 ноября, понедельник. Утром к нам заходят знакомые из МК-51, и мы выпиваем с ними «Имбирной». Я читаю газеты, а Гошка уходит на трубу, но вдруг возвращается за ключами от бытовки, которые Влад забыл отдать и принёс домой. В поисках Голуба зашёл Жора с «Комацу», я и ему налил «бормотухи». Вдруг он протянул мне свой нож.

— Убери, — сказал он, выпучив глаза. — Я сейчас в невменяемом состоянии, могу себя порезать.

Выпив стакан, он уходит своей дорогой.

Обхожу посёлок: магазин, почта… Столовая не работает — нет электричества. Дома ем всё холодное. С работы приходят чумазые коллеги, а воды в умывальне нет.

В 6 вечера Лена-Гигиена с трудом провела собрание, на котором выбрали меня ответственным за порядок. После этого Влад ушел в ОГМ проверить, как идёт ремонт трактора.

…Вечером во время церемонного чаепития с «дамами» Соней и Лией в нашу комнату впозли чересчур весёлые Владимирский и Копель. Влад резко послал их, чем поставил всех в неловкое положение. Гошка балдел от общения с Еленой Адониной, я читал вслух в «Литературке» статью о браке

Спросил у Степанова об отгуле за дежурство, и он передвинул его на неопределенное время. Пишу дневник до полуночи, читаю Окуджаву. Райлин появляется в полтретьего ночи.

Во вторник на завтрак никто не идёт, все смотрят, что буду делать я. А я умылся на улице снежком, на глазах ребят доел с кружкой чая остатки еды со вчерашнего ужина и ушёл на трубу.

В атмосфере бытовки висело тягостное ожидание предстоящих разборок, создаваемое Владом. Гошка с Вовкой получили за опоздание лёгкий «втык», Яркович с Копелем — более тяжелый. Гвоздев с Хаткиным, опоздав на 30 минут, побили рекорд…

— Ну, что вы сидите?! — воскликнул Влад, обращаясь к нам. — Встаньте! Это же победители!

Затем, более спокойно выдал тираду о равнодушии и эгоизме «рекордсменов».

— Когда вы пьёте, вам наплевать на товарища, — сказал он и сделал паузу, чтобы все поняли, что «товарищ» — это Владимирский, у которого в результате пьянства прихватило сердце, и он не смог выйти на работу…

На этом профилактическая проработка ударников труда закончилась.

…Мне из перечня работ досталось готовить ячейку под заливку бетона. Звеньевым был Рукавицин. Стягивали стены опалубки проволокой, строили каркас тепляка над ячейкой. Гошка ездил за обедом для бригады в столовую.

…Вечером пришлось наладить в нашей комнате умывальник, ибо сток в умывальной комнате замёрз. Только Адонин взялся за работу над нашим журналом, как нас позвали отмечать 23-летие Рукавицина. При первом же удобном случае мы с Лёней сбежали и снова взялись за верстку журнала. На «огонёк» зашла Галя, удрученная тем, что Райлин опять не явился на репетицию. Запела под гитару, и под её приятный голосок я привычно уснул.

…Подъём в 3 ночи. Переписываю свою вступительную статью в наш журнал со значительными изменениями до 5 утра, потом — дневник, и сон в 5:30, чтобы встать со всеми через два часа.

Нашему звену поручено сконструировать воронку-дозатор для подачи цемента. Однако Адонин с этим не торопится, а занимается с Голубом перестановкой лотка. Мне пришлось помогать им поднимать и крепить лоток. Когда я взялся за создание второго варианта дозатора, у меня забрали инструмент.

— Как ты собираешься делать дозатор, — спросил Адонин.

Я объяснил идею и схему конструкции.

— Что ты экономишь — время или рабочую силу? — он заставил меня задуматься, но сам и ответил: — Погрузчик едва успевает забросить в бункер гравий, так что — ему не до цемента…

— Очевидно, Влад всё обдумал и просчитал, — скромно ответил я. — А чего он там экономит, уж не знаю…

Лёня чуть не взвился на дыбы от избытка сарказма.

— Я тоже не лыком шит и могу додуматься до кой-чего, — впился он в меня взглядом.

Я замялся, но, подстёгиваемый его вызывающим видом, заметил:

— От скромности ты не умрёшь.

— Ты тоже, — ответил он, и мы разошлись в разные стороны.

Больше он ко мне не подходил, а, напротив, избегал встречи даже глазами и молча брал у меня инструмент. Однако обратиться ко мне ему пришлось дважды: то надо было поднимать лоток снизу, то передвигать его опору.

…Я с воодушевлением лепил свою конструкцию из досок и рад был, что на меня мало обращают внимания. Ребята были заняты устройством каркаса тепляка. Когда же все шли курить в бытовку, я не отставал, хотя и не без сожаления бросал свою работу.

Перед обедом Адонин подошёл ко мне и попросил передать Владу, что он заболел, и пошёл домой. Я ничего не понял, но обещал передать. Оказалось, у него был приступ радикулита.

Дозатор я строил до конца смены…

На следующий день опять строю дозатор, а вечером ставлю Лёне горчичники на спину. Журнал движется медленно, — времени на это совсем нет.

С 5 по 11 ноября записей нет.

12 ноября, пятница. Моё ночное дежурство подходит к концу. В 6:30 дописал письмо Лерке, попил чаю и прилёг вздремнуть. Вскочил без пяти 8 и побежал разжигать ТГ. Сунул факел в ведро с соляркой, а она — как мармелад. Значит, мороз под 40°.

Первая смена подтягивалась неспешно.

— Синицин — гад, привёз соляру, как кисель, — объясняю ребятам.

…Дома отмыл стиральным порошком сажу с лица, рассовал вещи для сушки, добавил к письму газеты с материалами о фестивале. В конторе заполнил бланк заявления на целевой вклад.

…Получаю письмо-поздравление с праздником от отца, напечатанное на машинке, значит, родители купили «Эрику». Читаю в «Экране» о Софико Чиаурели и «Литературку». В 17 часов ложусь спать.

Проваливаюсь в забытье, хотя и слышу всё вокруг. Просыпаюсь от голоса Лёни и хочу ему что-то ответить, пытаюсь открыть рот, но ни одного звука выдавить из себя не могу. Стало страшно. Я захныкал и оцепенение прошло. Вероятно, состояние было полуобморочным. Проснувшись, дописал в наш журнал кое-что в рубрику «Сплетни».

С 19 до 21 часа был на занятиях по изучению строительной техники, но для себя ничего интересного не узнал. На последнем сеансе посмотрели с Гошкой фильм «Концерт для двух скрипок».