Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

Ухожу на трубу, чтобы придумать подписи к фото на стенде. За мной идёт и Райлин, надеясь записать мелодию к моим куплетам «Прощай подруга», чтобы послать их на конкурс «Весёлой песни» в журнал «Крокодил». Сидим в бытовке, бренчим с ним по очереди на гитаре до трёх ночи.

…Поскольку вчера «загулял», встаю в 10 часов. Печатаю подписи к фотографиям. Ребята готовятся к гулянке. Я переодеваюсь во всё парадное, надеваю даже нейлоновую рубашку с запонками. Когда ещё выйдешь на люди в приличном виде!

…Застолье решили организовать в «банкетном зале» — нашем кубрике, прибранном и украшенном плакатами. На подходе к бытовке вижу, как кто-то машет мне рукой: быстрее! Я опаздываю на 15 минут, но бежать не собираюсь.

…За длинным столом сидят не только наши ребята, но и подруги из редакции. Аничкин читает имениннику стихотворную грамоту собственного сочинения. В натянутой обстановке прозвучали первые тосты, и вскоре мне становится скучно. Как только все встают из-за стола, клею надписи к фотографиям, которые теперь уже никому не были нужны.

Гоше очень захотелось петь. Сначала он поёт свое любимое: «Когда простым и нежным взором…», а затем организует хоровое пение. На улице устраиваются народные игры: кормление кашей партнёров, сидящих визави, с завязанными глазами, швыряние камнями по бутылкам, отрезание ножницами подвешенных на бичёвке сувениров с завязанными глазами… Под навесом кухни устраиваются прыжки с притопами, то есть танцы. Я умираю с тоски. Незаметно накидываю куртку и ухожу. Дома падаю на кровать и засыпаю. Уже в сумерки появился Лёня, а за ним и Вова.

В 22 часа нас будит Владимирский и просит чаю. Находим пачку чая, и Лёня обещает, что мы сейчас придём к нему в комнату.

…В 13-й комнате шёл спор о «подсознании», о книге Зощенко «Повесть о разуме» и повести Гоголя «Портрет». На мой вопрос: зачем Гоголь руками художника Чарткова спрятал в рамку картины червонцы, Владимирский ответил, что он этим доказывал алчность героя…

Мне было и так тоскливо, а здесь я совсем расклеился и ушёл спать.

Призрак простоя. Встреча с артистами.

Переход на просеку. Командировка на трассу.

11 апреля, понедельник. Просыпаюсь в 5:30. Дневник — до семи часов. На работе намечается простой: вопрос об использовании речного гравия для бетона решается на заоблачном уровне, и сколько ждать этого решения, никто не знает. Для конопатки межблочных швов готовим несколько деревянных лопаточек, после чего я предлагаю сыграть в футбол.

Бегали до 10:30. До обеда рассуждали о простое.

— Что же мы будем зарабатывать, получать в этом месяце? — звучал вопрос.

— Возьмём как-нибудь аванс с этого фундамента, — грустно шутил Аничкин, — а потом — свет с копеечку — бегом на работу и с работы в постель, оттуда опять на работу. Даже умываться и переодеваться не надо…

После обеда — опять футбол. В команды добавились: Киса, Митяй, Яркович и Лёня. Наши противники сразу повели в счёте. В нашей команде Гоша в оборону не отходит, он — нападающий. Киса стоит на воротах, как пустое место. Я один разрываюсь на защиту и на нападение. Через час с лишним наша команда проигрывает 3:15. Около трёх по полудни все расходятся — кто куда.

…Дома читаю «Человек — ящик» Кобо Абэ. Лёня делает шаг к сближению.

— Как умеют американцы перенасыщать бордовый цвет! — сказал он, рассматривая фотожурнал. Разгадывая кроссворд, обращался за советом ко мне, пока на подмогу не пришёл Икорников.

…Кто-то передал мне письмо Мерилин. Держу его в руках, но никак не могу прочитать: сначала надо было пролистать подшивку «Газеты», затем погас свет…

Ухожу дежурить на участок и пишу ответ Мер до 2 часов ночи.

…Подъём в шесть часов. Дописываю дневник. Народ приходит рано, и я ухожу домой. Разбираюсь со своим очерком, затем сплю до часу. Когда все приходят с работы, я ухожу туда с машинкой.

В бытовке сидел Владимирский и что-то мастерил. Вскоре зашёл и Лёня.

— Я-то думал позаниматься в одиночестве, — сокрушается он, но всё же пишет красочные соцобязательства не листе ватмана.

Аничкин пришёл позаниматься штангой.

— Полбригады на трубе! — порадовался Владимирский.

Пока Лёня, как учитель с учеником, вёл беседу с Владимирским о значении партии, я дремал, уронив «по-шофёрски» голову на руки. Когда они удалились, попечатал очерк и в час ночи ушёл в общежитие.

В среду на работе — затишье, как оказалось, перед бурей. Лёня ушёл точить цепи на пилораму. В это время в бытовку явились Нина с Люпаком и сообщили, что начальник СМП приказал перевести нас на рубку просеки под станцию Хородочи. Ярковича отправили получать новую «Дружбу». Все морально подготовились.

— Так что, после обеда приступаем… — напоследок добавил прораб и показал нам план станции.

Однако, после обеда ничего не произошло, за исключением того, что Ярок и Адонин до конца дня налаживали бензопилы. Я дочитал Кобо Абэ и взялся за повесть Ленэ в «Иностранке» — историю, взволновавшую меня своей похожестью на историю моей Маши. Чтобы её дочитать, задержался в бытовке.

Аничкин уже сходил домой и вернулся на дежурство. В клубе — встреча с московскими артистами кино. Двое молодых актёров и народный артист, лауреат Ленинской премии, исполнитель роли Камо — Гурген Тонунц, интересно говорили о разнице между работой в кино и в театре.

Показали фильм «Ты мне — я тебе» с располневшим Куравлёвым — комедия в лучших традициях. Затем Райлин потащил меня в гости к Тарпенко. Сам хозяин — в командировке, а Нелли Васильевна пекла пироги с красной рыбой. Семья собирается переезжать на Байкал. Идёт натянутая беседа о житье-бытье Ветки в Благинске и о её будущем…

Перед сном читаю в «Смене» повесть «Претенденты».

…Завтракаю со всеми в столовой на последние копейки.

Моряк уехал в Ленду за женой и новорожденным. Адонин уточнял у Нины, как дела с переходом на лесоповал, но так ничего вразумительного не услышал. Тем не менее, в 9 часов двинулись на просеку и работали до обеда. Мужики с двумя бензопилами ушли вперёд, Лёня третьей «Дружбой» распиливал стволы на части, остальные — таскали их в бурты.

Ко второй половине смены мы дошли до старой трубы и закончили в 16 часов. Некоторые кучи веток лиственниц подожгли, и столбы дыма стояли, видимые со всей округи.

Дома Адонин читает Гоше доклад, который собирается огласить на партхозактиве. Я переодеваюсь и торчу в очереди к зубному почти до шести часов.

В клубе на активе выслушиваю аляповатый доклад начальника СМП и ухожу домой.

Ужинаю в 13-й комнате припасами Митяя. В 20:30 появился возбуждённый Аничкин и — с пятого на десятое — пересказал горячие моменты собрания, где «Митяй защищал Грейфа и выдал факты безобразий Иванишину прямо в лоб, а тот ничего не мог возразить».