Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1

После обеда я всё время замерзал. Спросил разрешения у Вяковлева выходить в ночь вместо Окорокова, сходил с Гречкой за прутом арматуры для прочистки колосника в печке и в 15:30 отбыл в бухгалтерию. Плутановой не было, и про зарплату я ничего не выяснил.

Дома дочитываю «Берег» Бондарева. Светка с Тиной варят суп. Я спрашиваю у Тины о вчерашнем её поведении и получаю отлуп. Видимо, не поняла, что я хотел сказать. На работе я больше не появлялся. Сплю до 17:30. Девочки кормят супом из консервов и компотом. Беседую с Гошей о рассказах Шукшина, об их достоинствах.

Таблетка димедрола, — и в 22 часа я ложусь спать.

…Встал в пять утра, с трудом высидел час над дневником и до семи — над письмом Суворову. Будильник прозвенел в 6:30, но никто не очнулся. В семь — были лишь разговоры и понукания.

На работу явился в 7:50. Весь народ уже собрался. Вяковлев давал задания и кричал:

— Перекличка теперь всегда будет в 7:45, в восемь приступаем к работе и в бытовке не появляться до обеда! Здесь будет сидеть только сторож.

Когда всё улеглось, я подошёл к Сорочину и сказал, что с Вяковлевым договорился о выходе в ночь. Уведомил Гречку и ушёл.

Дома, как ни старался читать, сильнее оказался сон. С 13 часов читал и ждал, когда можно будет сходить в «Рабочий Авангард».

В редакции Люда отложила свою работу, никого, кроме меня не было, и набросилась с критикой:

— Что за беспросветность в рассказе?! Неужели всё плохо, и хорошего не предвидится?

Выслушав её замечания, незаметно скрутил свою рукопись в трубку и, поблагодарив, с шутками ретировался.

Заглянув на выставку книг в «Пионере», направился в редакцию «Магистрали». Отдал, слегка смущаясь, Шестову свой «беспросветный» рассказ. Без всякого намёка на подхалимаж отметил его очерк «Тоннель» в «Газете» за 3 ноября. Договорились встретиться в пятницу.

На попутном «Магирусе» еду домой. Готовлю ящик для посылки. Гречко собирает материал для благинской Газеты. Исмаил с Лёшкой и своими подругами идут в «Свердловск-1» на фильм «Афоня». Я читаю Шукшина…

«Консилиум». Режиссер Йося Сац. «Баранка пылесоса». «Чешские» фото. Рассказ о пожаре. «Глубинные пласты».

Встал в полтретьего ночи. Дневник, письмо, замысел рассказа «Ледяной дворец». Утром иду в одиночестве в город через «Орбиту». Надеюсь увидеть свой рассказ в многотиражке. Увы, в «Союзпечать» газета ещё не поступала. После бани — опять же через «Орбиту» — домой.

На улице Новоленды встречаю Настю Икорникову.

— Митю «комиссуют», — сообщает она с тайным огнём в глазах.

— Освобождают от работы? — предполагаю я…

Захожу к ним домой, где Митяй ждёт решение «консилиума»: Алина и Серёгин думают, как бы помягче предложить ему покинуть наш бардак. Попили втроём чай, почитали «Книжное обозрение».

Дома Светка ругает меня за краску в кастрюлях и тарелках после борьбы с мышами. Вовка с напарником свою вахтовку проспали и весь день балдели с гитарой. Гоша продолбил на участке канаву во льду и за добросовестность заработал у Чеботарёва два дня за свой счёт.

Я переоделся и — в ОГМ.

— Можно мне работать и днём, между ночными дежурствами, — спросил я у Сорочина, — и кто будет следить за прогрев воды? Сторожа вроде бы отказались, ибо обещанную Вяковлевым прибавку за это, им не платят…

Сорочин от ответа ушёл.

…Ванька Сёмочкин раскололся.

— Ты извини, это не я на машину напросился, — оправдывался он. — Это Сученко заставил.

«Вот загибает, подлец!», — подумал я.

— Я опытный шофёр, второй класс, — продолжал он. — Девять лет стажа, на Авто-55 работал в Шереметьево, — и тут же без перехода спросил: — Не поможешь мне раскрутить хомуты крепления бензобака? В меня кто-то воткнулся и сделал в баке дыру…

Дыру в баке решили заткнуть, и поставили бак на место.

Дома поел картошки, обговорил с Горисовым план книжной операции на выставке завтра в «Пионере». В 15 часов отнёс Гречке расчётный лист с массой вопросов.

В 23 часа после обхода техники прикорнул. В три часа — сделал ещё обход и поджёг форсунку водогрейки. До пяти утра восстанавливал расчёты по зарплате за предыдущие месяцы.

В 8:30 прихожу домой. Горисов зовет желающих в ДК на выставку-продажу книг. Едем на попутках до обкома, а оттуда — пешком в «Пионер». Здесь полно народа, все ждут: будут продавать книги или нет. Околачиваемся у ДК до 13 часов, но бестолку.

Несолоно хлебавши возвращаюсь в посёлок. Захожу к Митяю, и он рассказывает, как договорился с Серёгиным «ещё раз подумать: уезжать или оставаться».

В 16 часов на работе, наконец, составил с Валентиной табель на 10—16 октября. Пошёл сдавать его в бухгалтерию Плутановой. Затем иду в здание треста на заседание литобъединения. Зайдя там же в редакцию «Магистрали», выясняю, что мой рассказ «всё ещё печатают».

На ЛИТО пришли: Тамара, Архипов, Тапрыкина и ещё один молодой старичок. Когда все прочли свои стихи, Архипов попросил высказаться. Я выступил первым и заклеймил себя позором за плохую работу. Все добавили самокритики, на том и разошлись.

Тамара просила заходить по пятницам на посиделки. Тапрыкина повела к себе в гости и по дороге рассказывала о прочитанных книгах и открытии книжного магазина в Храбровске. Кажется, там я выпросил у неё — тогда незнакомки — двухтомник Вампилова, но об этом умолчал, да и она этот случай не вспомнила.

Её дом, точнее общежитие отдела культуры, — бывший поселковый клуб — изба-пятистенок. Сижу на маленькой сцене за столом, ем суп из пакета, распиваю чай, постепенно знакомлюсь с населением. Молодой режиссёр Йося Сац читает вслух какой-то рассказ, долго болтаем с ним обо всём на свете. Иосиф зовёт меня заниматься в свою театральную студию. Ухожу от них в 23 часа.

Дома Гошка с Лёшкой едят картошку. Я открываю банку перца «Глобус», и мы продолжаем пировать. При этом разговоры идут весьма пошлые. Из кино пришла компания, и я засыпаю под бодрое обсуждение фильма «Афоня».

В субботу встаю в 3 часа, чтобы поработать, но на огонёк заходит Митя. Волнуется, дёргается. Спрашивает, какой Серёгин на самом деле; вроде бы хороший, свой, всё знает, всё понимает. Разрешил ему остаться в СМП до мая в бригаде Выгорного, но при этом — заняться стенгазетой. Пристал ко мне с её оформлением.

Я правлю свою рукопись и даю ему читать. Он делает множество замечаний по сюжету, но в целом одобряет. Просит подумать о стенгазете. На вопрос, почему его жена как-то сторонится его, он не отвечает, увиливает. Впрочем, можно догадаться: достал он её своими «политическими установками».

Сплю до 11 утра. У нас в балке — жара. Пью чай и думаю: надо бы послать книги, но ничего не делаю. Читаю Монтеня.

В 13 часов решил сходить на работу. Оказалось, я должен дежурить. Остаюсь на работе. Сёмочкин просит помочь рихтовать кабину. Я держу полено внутри, а он стучит киянкой снаружи и жалуется: