Анвер Тажуризин - Волгари в боях за Сталинград

Коммунисты были закреплены на самых ответственных участках по эвакуации завода.

Еще не остыли котлы, а в двенадцати километрах от затона, в старом фруктовом саду колхоза имени Фрунзе, начал работать новый завод — завод под землей.

Блиндаж с перекрытиями в пять накатов толстых бревен могло повредить лишь прямое попадание. Здесь смонтировали станки, дизель-генератор. В отдельных блиндажах разместились столовая, пекарня, баня. «Копай-город» — в шутку прозвали мы свой новый заводской городок. Обжились на новом месте быстро.

Наши механики во главе с инженером Иосифом Генкиным отделали подземную электростанцию — сердце завода. Никто не мог подумать, что этот свежевыкрашенный пятидесятисильный «Крупп» еще неделю назад лежал на полузатопленном катере «Девятый» на центральной переправе, куда ни днем ни ночью живому человеку не подступиться.

— Ночью без огней не разберешь его, а днем хоть не показывайся, — рассуждали механики.

Думали, думали и решили:

Как только забрезжит рассвет, Николай Суворов, Илья Чепусов, Мясников и Генкин возьмутся за дело. Все шло по плану. Чтобы не обнаружить себя, отважная четверка вырезала в борту судна проем и, скрываясь за бортом, что со стороны Волги, вытащила двигатель по частям. Следующей ночью его доставили в «Копай-город». И вот уже сегодня в жилых землянках — яркий свет, а в цехах-блиндажах вновь ожили, шумно заговорили станки-переселенцы.

В октябре 1942 года на переправе 62-й армии работали пароход «Надежный» и баркасы «Донбасс», «Капитан Иванищев», «Абхазец», «Пожарский» и другие; на переправе шестьдесят четвертой армии в Татьянке и Светлом Яру курсировали большие пароходы — «Краснофлотец», «Варлен», «Громобой», «Механик Власов» и баркасы «Емельян Пугачев», «Спартаковец».

Помощь ремонтников требовалась ежедневно. Они были на каждой переправе. В Татьянке их возглавлял Толстой, на шестьдесят второй переправе — Ройтер. Работники технического отдела жили тут же, на переправах.

Такую же походную жизнь вел и Фирсов с котельщиками и Шарипов с судоподъемщиками.

В воинских частях, стоявших за Волгой, в то время явно не хватало ремонтных мастерских, и наши услуги стали цениться очень высоко.

Овчинников — «голова-человек». Недаром это прозвище прочно укоренилось за ним еще в мирные дни. Теперь он быстро осваивал ремонт автомашин и боевой техники.

Завязалась крепкая дружба с соседями — авторотой гвардейской дивизии, автобатами шестьдесят второй армии, с артиллерийскими и танковыми частями.

…Обстановка на переправах осложнялась. В середине октября фашисты потопили пароход «Надежный». Вражеские мины подожгли баркас «Донбасс». У «Стахановца» взрывом снаряда оторвало котел от фундамента.

В те дни враг сидел на Мамаевом кургане, и Волга легко простреливалась. Таял личный состав шестьдесят второй переправы: все чаще мы получали вести о гибели речников.

В Татьянке обстановка была поспокойнее, но и здесь флот нуждался в ремонте. Машины-«летучки» носились по фронтовым дорогам круглые сутки. Машин не хватало. Подчас не на чем было вовремя подвезти рабочим даже питание. Мы решили обратиться за помощью в штаб фронта.

Нас с парторгом завода принял заместитель командующего войсками по тылу генерал Анисимов. Свежевыбритый, в удивительно опрятной землянке, он выглядел очень домашним и добродушным.

— Ну, как поживаете, «заводчики»?

Я доложил о работе завода, рассказал о наших трудностях и попросил помощи.

— Знаю, что машины нужны войскам, но ведь и мы нужны фронту? — обосновывал я свою просьбу.

Генерал, улыбнувшись, ответил:

— Ладно, пяток машин дам, но глядите, чтобы из-за ремонта флот не стоял: без переправ нам жить нельзя.

С колонной новеньких «зисов» мы вернулись в «Копай-город».

Кончила жить шестьдесят вторая переправа. Вчера под утро снарядами потоплены «Абхазец» и «Пожарский». Флота уже не осталось, а враг и сегодня продолжает «утюжить» берег ненавистной ему переправы. Связь с частями, обороняющими район заводов, поддерживается теперь с Тумака двумя уцелевшими баркасами: «Емельяном Пугачевым» и «Двойкой». Тумак — это большое село, расположенное на Куропатке — протоке, отделенной от Волги длинным лесистым «Голодным островом». От Тумака баркасы идут почти 20 километров Куропаткой, а потом выходят на Волгу. Но здесь и глухою ночью не пройдешь незамеченным. Под обстрелом суда пересекают Волгу, пробираясь к городу.

— Я «цветок», я «цветок». Выхожу в «степь». Прикройте.

Наши артиллеристы знают позывные «Пугачева», знают, что «степь» — это Волга, и стараются прикрыть его своим огнем.

Землянка заводского парткома набита до отказа. Поздно ночью жадно слушаем последнюю сводку Информбюро. По общему уговору курим, не выходя из блиндажа. Дышим не воздухом, а газообразной махоркой.

— Говорит Москва! — раздался голос диктора. Мы приготовили карандаши, чтобы записать сообщение Информбюро, — завтра оно должно быть известно всем рабочим завода. Слушаем сводку, но кое-что мы видим и сами: десятки автоколонн день и ночь возят и возят снаряды, их складывают в лесочках и не расходуют. Значит, затевается что-то большое! И хоть очень тяжело еще нашим в Сталинграде, но всем ясно: скоро и на нашей улице будет праздник. Я вглядываюсь в лица сидящих и думаю: «Вот они, русские богатыри, суровые и кряжистые котельщики Треножкин и Жарков, юркие и быстрые татары Ахмедов и Шарипов, медленный украинец Куница и спокойный Ситняковский, вихрем войны занесенный сюда из Киевщины; евреи Генкин и Ройтер. Великая сила сплотила всех нас в железный кулак, готовый нанести любой удар по первому зову. Сколько неистребимой силы таится в нашем народе, если ее так много в одном этом блиндаже!»

— Вас вызывают на переправу: пришла летучка!

От морозного полушубка и шапки посыльного идет густой пар.

Срочно уезжаем в Тумак. Со мною Шарипов и Ройтер.

В землянке подполковника Ткаченко уже сидят Везломцев и военный комендант.

— Оба обломались. И рули и винты.

Нам ясно: оба — это «Пугачев» и «Двойка».

Подполковник нервничает:

— Сколько времени надо?

— Сколько надо — столько не дадите. Будем торопиться. Нужна помощь: полсотня бойцов.

— Дать сто человек, — приказывает Ткаченко.

Баркасы вытащили на берег на руках. У «Двойки» повреждения оказались пустяковыми, и их быстро исправили, но хуже с «Пугачевым»: у гребного винта только одна лопасть, а руль пришлось выбросить.

— Давайте отольем чугунный винт, — предложил Борис Гущин, начальник литейного цеха.

— Нет, дымить нельзя, — возразил Ройтер.

— Винт надо делать сварной, — настаивал Генкин.