Йозеф Рыбак - «Иду на красный свет!»

Летом в Чехословакию приехал богатый британский судовладелец лорд Ренсимен {201} 201 Ренсимен Уолтер (1870—1949) — английский буржуазный политик, занимал ряд министерских постов. Его приезд в Чехословакию как якобы визит «частного лица» был неофициальной миссией, акцией, инспирированной прогитлеровски настроенными кругами английской буржуазии, прямым актом подготовки к сговору с фашистской Германией. . Неприметной внешности, небольшого роста, светлые, с проседью волосы, крахмальный воротничок, благодушный вид — в общем, добропорядочный, почтенный джентльмен, который желает всем добра. Такое честное и благородное лицо! Однако это было лицо человека, давно научившегося скрывать свои чувства и мысли. Ведь богачи всегда совершали преступления, прикрываясь масками святош.

Я как раз читал «Войну и мир», ни одна книга не произвела на меня такого глубокого впечатления, как это прекрасное произведение. Меня восхитили размышления Толстого о Наполеоне и битве под Бородином, критика взглядов французских историков и вообще оценка войны, в ходе которой проявилось неведомое доселе величие русского духа и которая смела существовавшие до этого представления французов о войне как о турнире, где стороны по-рыцарски меряются силами. Французские историки возмущались, что русские в тяжелый момент отступили от правил и начали не знавшую пощады партизанскую войну.

Я много думал над высказываниями Толстого о народных войнах, и из головы не шли слова о том, что сила армии зависит не от ее количества, а от ее духа.

Благородный лорд Ренсимен приехал к нам в тот раз как частное лицо, и если б кто попытался сделать какие-либо выводы о цели его приезда, то едва ли додумался бы, на что направлены интересы английских лордов, впрочем, если б ему показалось, что дело в случайном стечении обстоятельств, он бы ошибся.

Лорд Ренсимен отправился в маленький замок в Червеном Градке, договорился там с Генлейном {202} 202 Генлейн Конрад (1898—1945) — главарь фашистской судето-немецкой партии, явившейся гитлеровской «пятой колонной» в Чехословакии. Встреча Ренсимена с Генлейном в Червеном Градке состоялась 18 августа 1938 г. о расчленении республики и тихо уехал все с той же милой, невинно-лицемерной улыбкой прожженного мошенника, а потом произошло то, что вы хорошо знаете сами или можете прочесть в книге о фашизме, мюнхенском сговоре и причинах второй мировой войны.

В те дни я плохо спал. Было не до сна. Люди перестали жить своими незначительными личными интересами, чувствуя, что их личное счастье зависит от счастья страны. Они тоже не могли спать — из-за тревоги за судьбу республики, свою судьбу и судьбу своих детей.

Двери в редакции не закрывались. Посетители шли один за другим; появлялись новые лица, не те, к кому мы привыкли. Наши люди бывали сердитыми, взбешенными, мрачными, умели скрывать боль. И чем больше их охватывал гнев, тем решительнее они готовы были ринуться в драку; они умели с достоинством проигрывать, но сдаваться без боя не умели; это было все равно что оплевать себя, пренебречь своей рабочей честью. Новые посетители приносили с собой боль и тревогу, в глазах их притаился страх, тихий, беспомощный, не сразу заметный страх, коварный, как болезнь, которую нельзя определить, а когда она становится явной, лечить поздно. Они приносили деньги на оборону республики, ничего не требуя от нас, кроме заверения, что перед лицом фашистской угрозы наша страна не останется в одиночестве, что французы не предадут нас в случае войны и на помощь нам придет Красная Армия.

Почему правительство не объявляет всеобщую мобилизацию? Почему заигрывает с врагами республики? Почему не закроет границу?

Телефон трезвонил не переставая. «Что Советы?.. Как с мобилизацией?», «Как с теми, что предают республику?..» — одни и те же вопросы.

Пришла бледная, взволнованная женщина, представилась дочерью директора Живностенского банка доктора Ярослава Прейса, который отказался выдать правительству заем на оборону республики. Она говорила срывающимся голосом, называя своего отца предателем, пособником Гитлера.

Богатые слои общества были поражены маразмом. Для них республика была идущим ко дну кораблем, их заботило лишь спасение собственной шкуры. Они не хотели воевать, они ратовали за капитуляцию. В бою погибают, а капитулировав, можно остаться в живых. Честно ли это? Что ж, тогда трупам честь! Мы приспособимся, говорили они, будем по-волчьи выть с волками. Зато будем живы. Это было отвратительно, а они даже не стыдились этого.

После угрожающих вымогательств французских и английских посредников правительство Годжи дало согласие на передачу Гитлеру пограничных областей.

Прага вздрогнула от боли, стыда и гнева. Половодьем затопили улицы возмущенные толпы.

Со всех сторон к центру шли люди с остановившихся заводов. Глубоко страдающие, оскорбленные и униженные, но с твердостью и презрением во взгляде, шли они угрожающе и торжественно. Что-то исконное всколыхнулось с самого дна их души, что долгое время было скрыто и теперь прорвалось наружу как оскорбленное достоинство, презрение и в то же время решимость препятствовать измене, пусть и ценой собственной жизни.

Тысячеголовый поток подхватил нас и лавой понес по Краловскому проспекту через Поржичи, Пршикопы и Народни проспект к парламенту, где с балкона говорили Готвальд, Неедлы и молодой Рашин {203} 203 Рашин Ладислав (1900—1945) — чешский политик; депутат, парламента от партии «Народни съедноцени», должен был стать членом антигитлеровского Комитета в защиту республики, в период оккупации схвачен гестапо, умер в больнице фашистской тюрьмы во Франкфурте-на-Майне. Сын одного из лидеров национально-демократической партии Алоиса Рашина (1867—1923). . Под хмурым небом, сжав губы, застыла Прага, молчаливая и грозная.

Вечером на улицах прогремели лозунги:

«Дайте нам оружие! Мы платили за него!»

Было ясно, что уже подготовленный номер газеты «Руде право» надо целиком переделать. Мы поспешили в редакцию и лихорадочно принялись за работу. Волновались и наборщики, делая все, чтобы не потерять ни секунды. Разносчики в крайнем нетерпении уже бродили по коридорам в нижних этажах, у ротационной. Дом сотрясался от давно знакомых звуков — грохота, голосов, шагов; утихая на какое-то мгновение, они в следующую минуту раздавались с новой силой. Вдруг наступила тишина. Дом замер.

Приникнув к окнам, мы увидели каски полицейских. От неожиданности у нас перехватило дыхание. Что это?

А полиция уже ворвалась в здание. Мы выбежали в коридор: полиция занимала печатный цех.

— Что происходит?

Стражи порядка пожимали плечами и ехидно усмехались.